– Живы? Слава Богу! – закричал он, сзади обхвативФандорина за плечи. – Я уж не чаял! Ну скажите Бога ради, что вас в левыйсугроб-то понесло! Я ведь сто раз повторил: в правый прыгайте, в правый! Этопросто чудо, что вас не задело!

– Так вот он, правый! – возмущенно воскликнулстатский советник, разом вспомнив о своих тщетных прыжках в лежачемположении. – Я в него и п-прыгнул!

Князь захлопал глазами, посмотрел на Фандорина, на скамейку,на сугроб, потом снова на Фандорина и неуверенно хихикнул.

– Ну да, естественно. Я ведь на скамейку не садился, яна нее отсюда смотрел. Вот я, вот сугроб, справа от скамейки. А если сидеть, тоон, разумеется, слева… Ой, не могу! Два мудреца… Два стратега…

И полицейского вице-директора согнуло пополам в пароксизмеудушающего, неудержимого хохота, отчасти, несомненно, объясняемого спадомнервного напряжения.

Эраст Петрович улыбнулся, потому что веселье ГлебаГеоргиевича было заразительно, но снова зацепил взглядом тонкую фигурку вгимназической шинели и посерьезнел.

– Где Г-Грин? – спросил он. – Он сидел вонтам, одетый отставным генералом.

– Такого, ваше высокородие, нет, – насупилсяседоусый, обернувшись к разложенным на аллее телам. – Раз, два, три,четыре, пять, гимназист шестой. А боле никого. Эй, черти, где седьмой? Их семьбыло!

Князь больше не хохотал. Он обреченно огляделся по сторонами, стиснув зубы, застонал.

– Ушел! Через ту самую канаву и ушел. Вот вам и победа.А я уж и реляцию в голове сочинил: потерь нет, Боевая Группа полностьюистреблена.

Он схватил Фандорина за руку и крепко стиснул.

– Беда, Эраст Петровича, беда. У нас в руках осталсяхвост от ящерицы, а сама ящерица сбежала. Хвост она отрастит новый, ей непривыкать.

– Что б-будем делать? – спросил статский советник.Его тревожные голубые глаза смотрели в такие же тревожные черные глаза князя.

– Вы – ничего, – вяло ответил Глеб Георгиевич. Виду него был уже не триумфальный, а померкший и очень усталый.

– Вы поставьте свечку в церкви, потому что сегодняГосподь явил вам чудо, и отдыхайте. Теперь и от меня-то проку мало, а от вастем более. Вся надежда, что филеры с агентами его где-нибудь зацепят. Наквартиру он, конечно, не вернется, не дурак. Все известные нам красные, розовыеи даже чуточку малиновые будут под негласным наблюдением. Гостиницы тоже. Я жеиду спать. Если что, меня разбудят, а я дам знать вам. Только навряд ли… –Он махнул рукой. – Завтра утром будем снова строить козни. А сегодня всё,je passe.[8]

Свечку в церкви Эраст Петрович ставить не стал, потому чтосуеверие, да и отдыхать почитал себя не вправе. Долг требовал отправляться кгенерал-губернатору, у которого статский советник по разным неподвластным емуобстоятельствам не показывался уже четыре дня, и предоставить подробный отчет осостоянии розыска и расследования.

Однако являться в резиденцию его сиятельства вывалянным вснегу, с надорванным воротничком и в помятом цилиндре было немыслимо, так чтопришлось заехать домой, но не более чем на полчаса. В четверть двенадцатогоФандорин, в свежем сюртуке и безукоризненной сорочке с галстуком-дерби, ужевходил в приемную его высокопревосходительства.

В просторной комнате кроме Князева секретаря никого не было,и статский советник по всегдашнему обыкновению намеревался войти без доклада,но Иннокентий Андреевич, деликатнейше кашлянув, предупредил:

– Эраст Петрович, у его сиятельства посетительница.

Фандорин склонился над столом и написал на листке:

Владимир Андреевич, готов доложить о сегодняшней операции ивсех предшествовавших ей событиях.

Э.Ф.

– Прошу срочно п-передать, – сказал он очкастомучиновнику, и тот, с поклоном приняв записку, нырнул в дверь кабинета.

Фандорин встал перед самой дверью, уверенный, что будетнемедленно впущен, однако секретарь, вынырнув обратно, ничего ему не сказал иуселся на свое место.

– Владимир Андреевич прочитал? – недовольноспросил статский советник.

– Этого я не знаю, однако же шепнул его сиятельству,что записка от вас.

Эраст Петрович кивнул, нетерпеливо прошелся по ковровойдорожке – раз, другой. Дверь оставалась закрытой.

– Да кто там у него? – не выдержал Фандорин.

– Какая-то дама. Молодая и очень красивая, –охотно отложил перо Иннокентий Андреевич, кажется, и самзаинтригованный. – Имени не знаю, вошла без доклада. Фрол Григорьевичпровел.

– Так Ведищев тоже там?

Отвечать секретарю не понадобилось, потому что высокая белаядверь тихонько скрипнула, и в приемную вышел сам Ведищев.

– Фрол Григорьевич, у меня срочное дело к егосиятельству, чрезвычайной в-важности! – раздраженно произнес Фандорин, нокнязев камердинер повел себя загадочным образом: приложил палец к губам, потомтем же пальцем поманил Эраста Петровича за собой и, шустро переставляяполусогнутые ноги в войлочных полуваленках, заковылял по коридору.

Статский советник, пожав плечами, пошел за стариком,подумав: возможно, не так уж несправедливы сетования петербужцев, утверждающих,что московское начальство начинает от преклонных лет выживать из ума.

Ведищев открыл одну за другой пять дверей, несколько разсворачивал то вправо, то влево и, наконец, вывел в узкий коридорчик, который,как было известно Фандорину, соединял кабинет генерал-губернатора с внутреннимиапартаментами.

Здесь Фрол Григорьевич остановился, снова приложил палец кгубам и слегка толкнул низкую дверку. Та бесшумно приоткрылась, и обнаружилось,что в щель отлично видно всё, что происходит в кабинете.

Эраст Петрович увидел Долгорукого, сидевшего спиной, а передним, на удивительно близком расстоянии, какую-то даму или барышню. Собственноговоря, никакого расстояния не было вовсе – посетительница уткнулась лицом вгрудь его сиятельства, из-за плеча с золотым эполетом виднелась лишь верхушкаголовы. Тишину нарушали только всхлипы, сопровождаемые жалобным пришмыгиванием.

Фандорин недоуменно оглянулся на камердинера, и тот вдругвыкинул очень странную штуку – подмигнул статскому советнику морщинистымглазом. Вконец сбитый с толку, Эраст Петрович вновь заглянул в щель. Увидел,как князь поднимает руку и осторожно гладит плачущую по черным волосам.