– Я иногда увлекаюсь, и, кажется, вас обидел. Вы должныменя простить. У нас с вами возник род глупого мальчишеского соперничества, и яне смог отказать себе в удовольствии подшутить над вами. Шутка получилась злой.Еще раз прошу извинения. Я знал о вчерашней депеше, в которой ваш патрон просилгосударя утвердить на должность обер-полицеймейстера вас. Долгоруковскийсекретарь, тишайший Иннокентий Андреевич, давно уже уловил, в какую сторонудует зефир, и сделался для нашей партии поистине незаменимым помощником. Но моятелеграмма легла на стол государю на полчаса раньше. Неужто вы подумали, что япосле Брюсовского сквера и в самом деле спать пошел?

– Я об этом вовсе не д-думал, – сухо сказал ЭрастПетрович, в первый раз нарушив молчание.

– Все-таки обижены, – констатировалПожарский. – Ну виноват, виноват. Ах, да забудьте об этой шалости. Речьидет о вашем будущем. Я имел возможность оценить ваши незаурядные качества. Выобладаете острым умом, решительностью, отвагой, а более всего я ценю в васталант выходить из огня, даже не опалив крылышек. Я сам человек везучий и умеюраспознавать тех, кого опекает сама судьба. Давайте проверим, чья удача крепче,ваша или моя?

Он вдруг вынул из кармана маленькую колоду карт и показал еестатскому советнику.

– Угадайте, какая карта сверху, черная или красная.

– Хорошо, только положите к-колоду на стол, –пожал плечами Эраст Петрович. – Доверчивость в этой игре однажды чуть нестоила мне жизни.

Князь ничуть не оскорбился, а наоборот, одобрительнорассмеялся.

– Правильно. Фортуна фортуной, но нельзя загонять ее вугол. Итак?

– Черная, – не задумываясь объявил Фандорин.Пожарский подумал и сказал:

– Согласен.

Верхняя карта оказалась семеркой пик.

– Следующая т-тоже черная.

– Согласен. Вышел валет треф.

– Опять черная, – терпеливо, словно играя сребенком в скучную детскую игру, сказал Эраст Петрович.

– Маловероятно, чтоб три раза подряд… Нет, пожалуй,красная, – решил князь и открыл трефовую даму.

– Так я и подозревал, – вздохнул ГлебГеоргиевич. – Вы истинный баловень судьбы. Мне было бы жаль лишитьсятакого союзника. Знаете, я ведь поначалу счел вас субъектом хоть и полезным, ноопасным. А теперь я вас больше за опасного не держу. При всех блестящихкачествах у вас есть огромный недостаток. Вы начисто лишены гибкости, не умеетеменять цвет и форму применительно к обстоятельствам, не способны сворачивать снамеченного пути на кружную тропинку. А стало быть, не подсидите и не воткнетенож в спину. Это искусство вы, конечно, уже не постигнете никогда, что менявполне устраивает. Что же до гибкости, то тут я мог бы многому вас научить. Япредлагаю вам союз. Вместе мы сможем своротить горы. Речь пока не идет окакой-то определенной должности для вас, об этом мы еще договоримся. Мне нужнопока ваше принципиальное согласие.

Статский советник молчал, и Пожарский обезоруживающеулыбнулся:

– Хорошо, не будем спешить. Давайте пока простосойдемся поближе. Я поучу вас гибкости, а вы меня – умению угадывать масть.Идет?

Фандорин немного подумал и кивнул.

– Отлично. Предлагаю перейти на „ты“, а вечером скрепими брудершафтом, – просиял князь. – Так что? „Ты“ и „Эраст“?

– „Ты“ и „Глеб“, – согласился Эраст Петрович.

– Друзья зовут меня „Глебчик“, – улыбнулсяновоиспеченный обер-полицеймейстер и протянул руку. – Что ж, Эраст, довечера. Мне скоро уезжать по важному делу.

Фандорин поднялся и руку пожал, но уходить не спешил.

– А как же поиски Грина? Разве мы не будем ничегоп-предпринимать? Кажется, ты, Глеб, – не без усилия выговорил статскийсоветник непривычное обращение, – говорил, что мы будем „строить козни“?

– Об этом не беспокойся, – ответил Пожарский сулыбкой Василисы Премудрой, говорящей Ивану Царевичу, что утро вечерамудренее. – Встреча, на которую я спешу, поможет окончательно закрыть делоо БГ.

Сраженный этим последним ударом, Фандорин ничего больше несказал, а лишь уныло кивнул на прощанье и вышел вон.

По лестнице он спустился все той же понурой походкой,медленно пересек вестибюль, накинул на плечи шубу и вышел на бульвар,меланхолично помахивая цилиндром.

Однако стоило Эрасту Петровичу чуть удалиться от желтогоздания с белыми колоннами, как в его поведении произошла разительная перемена.Он вдруг выбежал на проезжую часть и махнул рукой, останавливая первого жеизвозчика.

– Куда прикажете, ваше превосходительство? – молодцеватовыкрикнул сивобородый владимирец, углядев под распахнутой шубой сверкающийорденский крест. – Доставим в наилучшем виде!

Важный барин садиться не стал, а зачем-то оглядел лошадку –крепкую, ладную, мохнатую и ударил носком сапога по ободу саней.

– И почем нынче такая упряжка?

„Ванька“ не удивился, потому что работал по московскомуизвозу не первый год и всяких чудаков насмотрелся. Они, кстати, и на чай давалищедрее, чудаки-то.

– Почитай, сот в пять целковых, – похвастал он,конечно, малость приврав для солидности.

И тут барин в самом деле учудил. Достал из кармана золотыечасы на золотой же цепке.

– Этому алмазному брегету цена самое малое – т-тысячарублей. Забирай, а сани с лошадью мне.

Извозчик захлопал глазами и разинул рот, как околдованныйглядя на яркие искорки, что заплясали по золоту под солнцем.

– Да соображай живей, – прикрикнул сумасшедшийгенерал, – а то д-другого остановлю.

„Ванька“ схватил брегет, сунул за щеку, да цепь непоместилась – повисла поверх бороды. Вылез из саней, кнут кинул, рыжуху напрощанье по крупу хлопнул и давай Бог ноги.

– Стой! – крикнул ему вслед чудной барин, видно,одумавшись. – Вернись!

Обреченно извозчик поплелся назад к саням, но добычу из-защеки пока еще не вынимал, надеялся.

– М-м-ма-м, мымым, мамымы муммы мумы,ма-момокумы, – промычал он с укоризной, что означало: „Грех вам, барин,такие шутки шутить, на водочку бы полагается“.

– Д-давай еще меняться, – предложилмалахольный. – Твою доху и рукавицы на мою шубу. И шапку тоже снимай.

Натянул бараний тулуп, нацепил овчинный треух, а „ваньке“бросил бобра с суконным верхом и нахлобучил замшевый цилиндр. Да как гаркнет: