– О!

– Да. Разговор получится длинный.

– Что случилось?

– Не здесь.

– Я почему-то начинаю волноваться.

– Успокойся. Улыбнись. За нами наблюдают. Она улыбнулась иповернула голову вправо.

– Кто наблюдает?

– Я тебе все объясню.

Внезапно он потянул ее влево. Вырвавшись из бесконечногопотока мужчин, женщин, детей, они нырнули в полуосвещенную пещеру бара,заполненного делового вида людьми, пьющими пиво и смотрящими на экрантелевизора в ожидании своих рейсов. Небольшой круглый столик, уставленныйпустыми пивными кружками, только что освободился, и они сели – лицом к стойке изалу. Придвинулись поближе друг к другу: соседний столик был не далее чем втрех футах. Митч то и дело посматривал на вход в бар, изучая лицо каждоговходящего человека.

– Мы долго здесь пробудем? – спросила Эбби.

– А что?

Она сбросила с себя лисью шубку, сложила ее на спинке стула.

– Кого ты все высматриваешь?

– Не забывай про улыбку. Сделай вид, что ты действительно помне соскучилась. Ну, поцелуй же меня.

Он прижался к ее губам, встретился взглядом. Потом поцеловалжену в щеку и вновь повернул голову ко входу. Подошедший официант быстро убралсо стола. Они заказали вина.

Она улыбнулась.

– Как поездка?

– Скучища. Восемь часов в день занятия, и так четыре дня. Навторое же утро я еле нашел силы выйти из номера. Полугодовой курс лекций ониумудрились втиснуть в тридцать два часа.

– И ты не видел никаких достопримечательностей?

Он улыбнулся и с нежностью посмотрел на нее.

– Я скучал по тебе, Эбби. Ни по кому еще в своей жизни я такне скучал. Я люблю тебя. Ты великолепна. Ты просто бесподобна. Мне недоставляет никакого удовольствия разъезжать одному, в одиночестве просыпаться впостели дурацкой гостиницы. И приготовься, я должен буду сказать тебепо-настоящему страшную вещь.

Улыбка ее пропала. Медленным взглядом Митч обвел помещениебара. У игральных автоматов суетились три смутные фигуры, покрикивая друг надруга. В баре было довольно шумно.

– Сейчас я тебе все расскажу, – начал он, – но очень можетбыть, что за нами здесь кто-то наблюдает. Слышать они не могут, но зато могутвсе хорошо видеть, так что улыбайся время от времени, хотя это и будет трудно.

Принесли вино, и Митч приступил к изложению событий. Он неупустил ничего. Эбби только один раз прервала его. Он рассказал ей об ЭнтониБендини, о старом Моролто, о мальчике Натане Локе из Чикаго, об ОливереЛамберте и о парнях на пятом этаже.

Эбби в волнении прихлебывала из бокала вино и геройскимиусилиями заставляла себя играть роль нормальной жены, соскучившейся по мужу инаслаждающейся сейчас его рассказом о том, как проходил семинар по налоговомузаконодательству. Она поводила глазами в сторону людей у стойки, делалаглоток-другой и улыбалась, в то время как Митч негромким голосом говорил оботмывании денег, об убитых юристах. Эбби сидела, объятая болью от страха, грудьее вздымалась, как у загнанного животного. Но она слушала и играла, слушала ииграла.

Принесли еще вина, толпа в баре начала редеть. Проговоривоколо часа, Митч уже шепотом сообщал Эбби последние детали.

– И Войлс сказал, что Тарранс свяжется со мной через парунедель, чтобы узнать, согласен я или нет. Потом он попрощался и ушел.

– Это было во вторник?

– Да, в первый же день.

– А что ты делал в оставшееся время?

– Немножко спал, немножко ел, а большую часть времени ходили мучился головной болью.

– Вот и у меня сейчас начинается.

– Прости меня, Эбби. Мне сразу захотелось полететь домой итут же тебе все рассказать. Оставшиеся три дня я чувствовал себя напрочьвыбитым из колеи.

– Именно так я сейчас себя и чувствую. Не могу этомуповерить, Митч. Это как дурной сон, только еще хуже.

– А ведь это только начало. ФБР настроено в высшей степенисерьезно. Иначе с чего бы самому директору встречаться со мной, ничего незначащим юристом-первогодком из Мемфиса, да еще сидя на бетонной скамье парка вмороз? Этим делом заняты пять агентов в Мемфисе и трое в Вашингтоне, и еще онсказал, что готов пойти на любые затраты, лишь бы заполучить фирму в свои руки.Так что если я решу промолчать, проигнорировать их и остаться честным ипреданным сотрудником фирмы “Бендини, Ламберт энд Лок”, то однажды к нам придутлюди с ордерами на аресты и на этом вес кончится. Если же я приму решениесотрудничать, то нам с тобой придется бежать из Мемфиса глухой ночью сразу жепосле того, как я сдам фэбээровцам фирму. Будем жить с тобой где-нибудь вБойсс, штат Айдахо, под именем мистера и миссис Уилбур Гейтс. Мы будет богаты,но нам придется работать, чтобы не вызвать подозрений. После пластическойоперации я устроюсь водителем автопогрузчика на складе, а ты сможешь часть дняработать в детском саду. У нас будет двое-трое детишек, и каждую ночь мы стобой будем возносить Богу молитвы о том, чтобы люди, которых мы в глаза невидели, держали бы свои рты на замке и позабыли бы про нас. Каждый день икаждый час мы будем жить в жутком страхе быть вот-вот раскрытыми.

– Это предел, Митч, это просто конец всему. – Она едваудерживалась от слез.

Улыбнувшись, он посмотрел по сторонам.

– Есть третий вариант. Мы выйдем сейчас с тобой через этудверь, купим два билета до Сан-Диего, переберемся через границу и будемпитаться черепахами до конца дней своих.

– Пошли.

– Но за нами, скорее всего, последуют. С моим-то везением вТихуане нас будет ждать Оливер Ламберт со взводом своих головорезов. Не выйдет.Ты только подумай об этом.

– А Ламар?

– Не знаю. Он работает уже шесть или семь лет и,по-видимому, знает. Эйвери – тот вообще компаньон, а значит, не последнее срединих всех лицо.

– И Кэй?