– Кто знает? Получается так, что вряд ли кто из жен знает. Яразмышлял обо всем этом четыре дня, Эбби, прикрытие у них превосходное. Фирмавыглядит так, как и должна выглядеть. Они надуют кого угодно. То есть я хочусказать, как я, ты или любой другой человек, претендент на место, может хотя быдаже представить себе возможность такого? Это верх совершенства. С однимисключением – теперь об этом знает ФБР.

– И теперь ФБР хочет, чтобы ты за них делал их грязнуюработу. Почему они остановились на тебе, Митч? В фирме сорок юристов.

– Именно потому, что я ничего не знаю. Я – подсадная утка.ФБР не знает, когда происходит посвящение сотрудника в секреты их кухни,поэтому они не могут попытаться склонить на свою сторону кого-то еще. В прошломгоду новичком оказался я, вот они и расставили свои капканы сразу после того,как я сдал экзамен на адвоката.

И на этот раз Эбби, поджав губы, смогла удержаться от слез.Совершенно пустым взглядом она уставилась на входную дверь.

– И они слышат каждое наше слово, – задумчиво проговорилаона.

– Нет. Только телефонные разговоры и то, о чем мы говоримдома или в машине. Но мы спокойно можем беседовать здесь, в большинствересторанов, а потом, всегда есть возможность выйти во двор. Конечно, впоследнем случае нам нужно держаться подальше от двери, а еще лучше шептатьсяза гаражом.

– И ты еще пытаешься шутить? Сейчас не время для этого. Я встрахе, я зла и сбита с толку, я схожу с ума и не знаю, что делать. Всобственном доме я боюсь слово сказать, боюсь отвечать по телефону, даже когдаошибаются номером. Каждый раз, когда раздается звонок, я подпрыгиваю. А теперьеще и это.

– Тебе нужен еще бокал вина. – Мне нужно десять бокалов.Митч схватил ее за кисть руки, сжал.

– Подожди. Я вижу знакомое лицо. Не смотри по сторонам.

Она задержала дыхание.

– Где?

– У конца стойки. Улыбайся и гляди на меня. На высоком стулеу стойки, с интересом следя за экраном телевизора, сидел загорелый блондин вбело-голубом свитере, какие носят горнолыжники. Видно, прямо со склона. Где оноставил свои лыжи? Этот загар, эти светлые усы Митч уже видел где-то вВашингтоне. Он не сводил с мужчины глаз. Голубоватый свет телеэкрана падал наего лицо. Митч прятался в темноте. Блондин поднял бутылку пива, как быраздумывая, сделать ли глоток, и – вот! – бросил быстрый взгляд в угол, где,прижавшись друг к другу, сидели Митч и Эбби.

– Ты уверен? – спросила она, стиснув зубы.

– Да. Он был в Вашингтоне, только не припомню где. В общем,я видел его там дважды.

– Он один из них?

– Откуда мне знать?

– Давай уйдем отсюда.

Митч положил на стол бумажку в двадцать долларов, и онинаправились к выходу.

Сидя за рулем ее “пежо”, он пересек стоянку, расплатился сослужителем и погнал машину в центр города. После пяти минут, прошедших в полноммолчании, она подалась к нему и прошептала в ухо:

– Мы можем разговаривать?

Он отрицательно покачал головой.

– Ну, как здесь было с погодой?

Эбби подняла голову, посмотрела в окно.

– Холодно. К вечеру обещали слабый снег.

– В Вашингтоне всю неделю было ниже нуля. Эбби в изумленииподняла брови.

– Со снегом? – У нее даже глаза расширились, видимо, словаМитча ее поразили.

– Нет. Просто чертовски холодно.

– Какое совпадение! И здесь холод, и там. Митч беззвучнохихикнул. Какое-то время они ехали в молчании.

– Как ты думаешь, кто выиграет кубок? – спросил он жену.

– Юйлерс”?

– Ты так думаешь? По-моему, “Редскинз”. В Вашингтоне толькооб этом и говорят.

– Боже, да там, видимо, только и знают, что развлекаться.

Опять тишина. Эбби поднесла ко рту тыльную сторону ладони ипопыталась соредоточиться на задних огнях идущей впереди машины. В данныймомент, полностью дезориентированная, она бы все-таки попытала счастья вТихуане. Ее муж, третьим закончивший курс (в Гарварде!), перед кем Уолл-стритрасстилала красный ковер, кто мог устроиться где угодно, в любой фирме, ее мужсвязался с мафией! И если к поясу этих людей уже были приторочены скальпыпятерых юристов, они не будут колебаться, когда речь зайдет о том, чтобы присоединитьк имеющимся и шестой. Ее мужа!

В голове Эбби пролетали обрывки разговоров с Кэй Куин. Фирмаприветствует рождение детей. Фирма разрешает женам работать, правда, не всевремя. Фирма не принимает никого с деньгами родителей. Фирма требуетпреданности. У фирмы самый низкий в стране показатель текучести кадров.Неудивительно.

Митч наблюдал за ней. Через двадцать минут после того, как“пежо” покинул аэропорт, Митч уже ставил его в гараж, рядом с “БМВ”. Держась заруки, они прошли по бетонной дорожке до заборчика.

– Этого не может быть, Митч.

– Да, но это так. От этого никуда не денешься.

– Что нам делать?

– Не знаю, детка. Но делать что-то нам нужно быстро, и мы неможем ошибаться.

– Мне страшно.

– Я сам в ужасе.

Тарранс не заставил себя долго ждать. Прошла всего неделя стого дня, как у Мемориала он махнул Митчу на прощание рукой.

Быстрым от холода шагом Митч приближался к зданиюфедеральных служб в северной части Мэйн-стрит, в восьми кварталах от фирмыБендини. Некоторое время Тарранс следовал за ним, а потом быстро юркнул вмаленькую кофейню, расположенную почти напротив, с окнами, выходящими на улицу,или, как ее еще называли, Аллею. Автомобильное движение здесь было запрещено.Поверх асфальта уложена плитка, а проезжая часть уже давно перестала бытьтаковой, превратившись в бульвар. Однако деревьев на нем было мало: одинокие ислучайные, они тянули свои уродливые ветви к окнам зданий. По бульвару из концав конец слонялись нищие и городские бродяги, выпрашивая у прохожих деньги илиеду.

Тарранс уселся у окна и заказал себе кофе и шоколадноепирожное. В окно он видел, как Митч, поднявшись по ступенькам, исчез внутриздания. Посмотрел на часы – было ровно десять утра. Если верить вывешенному ввестибюле здания списку назначенных на рассмотрение сегодня дел, Макдир сейчасприсутствовал на слушании в Налоговом суде. Чиновник уведомил Тарранса, чтослушание это очень короткое. Он сидел и ждал.