— Вы влюблены, — прошептал он, похлопывая меня поспине. — Бедняга.

Вечером мы вышли из лавки точно в час закрытия, чемзаслужили осуждающий взгляд отца, который, кажется, начинал думать, что завсеми этими прогулками кроются какие-то темные дела. Фермин пробормотал воправдание что-то бессвязное, и мы быстренько улизнули. Я понимал, что рано илипоздно мне придется открыть часть этого запутанного дела отцу, а вот какуюименно — я пока и сам не знал.

По пути Фермин в своем интригующе-фельетонном стилерассказал мне об истории места, куда мы направлялись. Приют Святой Лусии —заведение с сомнительной репутацией — влачил свое существование в рассыпавшемсяот древности особняке на улице Монкада. Легенда рисовала его как нечто среднеемежду чистилищем и моргом, с адскими санитарными условиями. Его история была вчем-то типична. С одиннадцатого века здание успело послужить резиденцией длянескольких семейств достойного происхождения, тюрьмой, салоном куртизанок,библиотекой запрещенной литературы, казармой, мастерской скульптора,лепрозорием и монастырем. В середине девятнадцатого века, уже практическиразвалившись, дворец был превращен в музей уродств и балаганных кошмаров.Занимался этим экстравагантный импресарио, который называл себя Ласло деВичерни, герцогом Пармским и придворным алхимиком Бурбонов, но на деле егозвали Бальтазар Дьюлофью-и-Каральот, и был он уроженцем Эспаррагеры, жиголо ипрофессиональным мошенником.

Этот человек с гордостью называл себя владельцем самойобширной коллекции заформалиненных человеческих зародышей в разных стадияхдеформации, не говоря уж о еще более обширной коллекции ордеров на арест,выписанных полицейскими участками половины Европы и Америки. Среди прочихаттракционов «Тенебрариум» (так назвал Дьюлофью свое детище) предлагалспиритические сеансы, некромантию, петушиные, крысиные, собачьи бои, борьбумужеподобных женщин, калек, в том числе разных полов, и с тотализатором. Былтам и публичный дом, специализирующийся на паралитиках и эксклюзивных услугах,и казино, финансовая и юридическая конторы, мастерская по изготовлениюприворотных зелий, студия, ставившая спектакли по местному фольклору, кукольныепредставления и шоу экзотических танцовщиц. К Рождеству они ставили «Сценыпоклонения пастухов» объединенными усилиями музея и борделя, и слава этогопредставления докатилась до самых отдаленных уголков провинции.

«Тенебрариум» пользовался бурным успехом в течениепятнадцати лет, до тех пор, пока не открылось, что Дьюлофью за одну неделюсоблазнил супругу, дочь и тещу военного коменданта провинции. Тень самогочерного бесчестья пала на развлекательный центр и его создателя. Прежде чем Дьюлофьюсмог сбежать из города и скрыться под одной из множества своих личин, бандаубийц в масках, устроив на него охоту на улочках района Санта-Мария, егосхватила, повесила и поджарила в Сьюдаделе, бросив тело диким бродячим псам. Попрошествии двадцати лет «Тенебрариум» был переделан в благотворительноезаведение под опекой женского монашеского ордена, причем никто так и неозаботился убрать из здания коллекцию ужасов злополучного Ласло.

— Сестры Последней Муки или какая-то мерзость в этомроде, — сказал Фермин. — Плохо то, что они всячески блюдутсекретность (совесть нечиста, насколько я понимаю), и нам придется проникнутьтуда хитростью.

Хозяева приюта Святой Лусии как раз набирали постояльцев изодиноких стариков, безнадежно больных, умиравших, голодающих, безумцев ислучайно затесавшихся между ними ясновидящих, населявших мир барселонского дна.На свое счастье, многие после поступления надолго не задерживались, местныеусловия и окружение не способствовали долгожительству. Как утверждал Фермин,покойных увозили на рассвете, и они совершали свое последнее путешествие втелеге фирмы с сомнительной репутацией из Оспиталет-де-Льобрегат,специализирующейся на производстве мясных и колбасных изделий, которая чуть позжеоказалась замешана в каком-то темном скандале.

— Вы это придумали, — запротестовал я, угнетенныйкартиной дантового ада.

— На такое у меня не хватило бы фантазии, Даниель. Высами все увидите. Лет десять назад я был там по какому-то делу и могу сказать,что ваш Хулиан Каракс вполне мог бы быть тамошним декоратором. Жаль, что мы незахватили лавровый лист, дабы отбить тамошние ароматы. Мы и так довольнонастрадаемся, чтобы попасть внутрь.

Не ожидая ничего хорошего, мы шли по улице Монкада. В этивечерние часы сумерки уже скрывали ее старые дворцы, превращенные в склады имастерские. Литания колоколов базилики Санта-Мария дель Map отсчитывала нашишаги. Я вдруг почувствовал, что какое-то едкое горькое дуновение примешалось кхолодному зимнему ветру.

— Что это за запах?

— Мы на месте, — объявил Фермин.

Гнилые деревянные ворота пропустили нас во внутреннийдворик, где газовые фонари отбрасывали блики на горгулий и ангелов со стертымиот старости каменными лицами. Ступеньки крыльца вели к туманному прямоугольникусвета — главному входу в приют. Вместе с желтовато-красным газовым светомоттуда смутной дымкой сочились миазмы, и кто-то разглядывал нас, стоя в дверях.В полумраке можно было различить угловатый хищный силуэт, ядовитый взгляд; вруке у человека была деревянная бадья, которая дымилась и издаваланепередаваемое зловоние.

— Радуйся-Дева-Мария-Непорочно-Зачавшая, — сготовностью на едином дыхании выпалил Фермин.

— А гроб? — кратко ответил глухой голос сверху.

— Гроб? — в один голос переспросили мы с Фермином.

— Вы разве не из похоронной конторы? — Голосмонашки звучал устало.

Мне стало интересно: был ли это комментарий по поводу нашеговнешнего вида или собственно вопрос. А Фермин посветлел лицом от такойнеожиданной удачи.

— Гроб в фургоне. Сначала мы хотели бы осмотретьклиента. Профессиональная необходимость.

Меня затошнило.

— Я думала, сеньор Кольбато сам приедет, — сказаламонашка.

— Сеньор Кольбато просит прощения, но в последнююминуту его задержало очень сложное бальзамирование. Силач из цирка.

— Вы работаете в похоронной конторе с сеньоромКольбато?

— Мы — его правая и левая руки соответственно.Вильфредо Вельюдо к вашим услугам, а это мой помощник, бакалавр СамсонКарраско.

— Очень приятно, — добавил я.

Монашка еще раз окинула нас оценивающим взглядом и, видимоне найдя ничего подозрительного в двух огородных пугалах, стоявших перед ней,кивнула.

— Добро пожаловать в приют Святой Лусии. Я — сестраОртенсия, это я вас вызвала. Следуйте за мной.

Мы молча шли за сестрой Ортенсией по коридору, похожему напещеру, здешний дух напомнил мне запах тоннелей метро. По обе стороны зиялидверные проемы, за которыми угадывались освещенные свечами помещения. Там, устен, рядами стояли кровати, покрытые москитными сетками, колышущимисянаподобие саванов. Слышались стоны, через сетчатые занавеси угадывались силуэтытел.