Очень неудобно и унизительно, головой вперед, он впихнул еев салон, дернул за ноги, зашвыривая их внутрь, с силой захлопнул дверь, в одиншаг обошел джип и сел за руль.

— Дура! — рявкнул он. — Куда тебя понесло?! Ты что, не могламеня дождаться?! Зачем ты уехала да еще нашим наврала, что встречаться сомной?! Что я должен думать?!

— Откуда я знаю, что ты должен думать! — закричала Лидия, ислезы хлынули, хотя она очень старалась их удержать, чтобы спасти хотя быостатки гордости. Они лились почему-то прямо на губы, попадали в рот, и в горлесразу стало солоно и горько. — А я?! Ты уехал, еще светло было! Ты уехал сГришкой в багажнике и пропал! Телефон у тебя не отвечал, а я все ждала, ждала идумала, что, может, я уже напрасно жду, что, может, тебя уже убили! Ты что, немог позвонить?! Он, видите ли, мыл машину! А потом мне позвонили и сказали,чтобы я перестала валять дурака! Что меня все равно найдут, когда придет мояочередь! Что люди, которые меня прячут, ни в чем не виноваты, а я!.. А их могутубить из-за меня!

— Что ты сказала? — Шубин вдруг снял очки, притянул ее ксебе за отвороты дубленки и поцеловал в губы.

Она сопротивлялась, выворачивалась и упиралась. Онаотпихивала его локтем. Она даже попробовала его укусить, но он не отпускал ее.

Он был намного сильнее. Гораздо сильнее.

Она вовсе не собиралась с ним целоваться — еще не хватало!Он не должен ее лапать — что за номера! Она очень рассердилась на него — онобозвал ее дурой!

Одной рукой она обняла его за шею, а другую засунула ему подсвитер, в его тепло, в его чистый запах. Там, под свитером, двигалась гладкаякожа и колотилось сердце, очень близко, странно близко, у самой ладони. Онаприжалась еще теснее. Рычаг переключения передач очень мешал ей, и она пнулаего ногой.

Пошарив рукой, Шубин положил свои очки на щиток. Ему вдругстало так жарко, что взмокла кожа между лопатками. Ее губы были нежными и всееще чуть-чуть солеными на вкус. И еще он чувствовал вкус коньяка.

Так не бывает. Так не может быть.

Он и не знал, что так бывает. Что так может быть.

Лидия что-то пробормотала, открыла глаза, блестящие инезрячие, и прошептала хрипло:

— Шубин.

От этого голоса у него вдруг что-то зазвенело в голове. Ондолжен контролировать ситуацию. Он совершенно точно знал, что еще несколькоминут, и он ни черта не сможет контролировать.

— Хватит, — сказала Лидия и снова закрыла глаза. — Я большене могу.

И сунула нос за воротник его свитера. Тонкие пальцы стиснуликожу на его груди и медленно отпустили. Шубин резко вздохнул, так что Лидияедва удержала равновесие. Другой рукой она, торопясь, вытаскивала его свитер изджинсов и. вытащив, даже заскулила от восторга — ее ладони сошлись на гладких идлинных мышцах спины, теплых и сильных.

Еще немножко. Она разрешит себе еще совсем немножко…

Она провела губами по резко очерченной шершавой скуле,спустилась к ключице и потерлась о нее носом.

“Кажется, я собирался что-то там такое контролировать. Илине собирался? Или это не я собирался?”

Он держал в ладони ее затылок, откинув блестящие волосы,целовал шею и нежную кожу за ухом и совершенно точно знал, что немедленноумрет, если не получит ее всю, целиком и полностью.

— Шубин, — повторила она своим коньячным голосом. — Шубин.

Оторвала от себя его руки и отодвинулась в угол. Некотороевремя они молчали, только таращились друг на друга, потом он торопливо заправилв джинсы задранный мятый свитер и запахнул дубленку, как будто ему сталохолодно. Полой дубленки он смахнул на пол мобильный телефон и долго ибессмысленно изучал то место, где он только что был. Потом нагнулся и сталшарить под креслом.

Пока он шарил, Лидия пришла в себя.

Он разогнулся, сунул телефон на место, надел очки ипокосился на нее.

— Куда мы поедем? — спросила она, и собственный голоспоказался ей хриплым и неприличным.

— Как куда? — У него тоже был хриплый и неприличный голос. —Домой.

— Мне нельзя к тебе. — Она сжала в кулачок руку. — Мнесказали по телефону, чтобы я вернулась к себе.

— А я сказал тебе, чтобы ты не смела включать телефон, покая не разрешу. И не по телефону, а лично.

— Мой телефон, — заявила Лидия. — Когда хочу, тогда ивключаю.

— Моя квартира, — сказал Шубин. — С кем хочу, с тем и живу.В данный момент я хочу жить с тобой.

Лидия подавилась очередной тирадой и растерянно хрюкнула.

— Да не бойся ты! Я смогу тебя защитить, если потребуется. ИДимку с дедом тоже.

— А себя? — спросила она, и дурацкие слезы опять поднялись,грозя затопить горло. — А себя ты защитить сможешь?

Он сбоку взглянул на нее.

— Я постараюсь, — сказал он осторожно. — Я уже стараюсь. Ачто? Ты думаешь, я плохо стараюсь?

Джип выбрался со двора в тесный Архангельский переулок иосторожно, как будто сам по себе, пробирался между рядами припаркованных машин.

— Где ты будешь мне рассказывать о том, что было у Гришки вквартире и почему ты так долго не приезжал? — неожиданно спросила она деловымтоном.

— А что?

— Просто мы через минуту уже приедем к тебе. Если не хочешьрассказывать дома, можем поиграть в дальнобойщиков.

— Что? — переспросил Шубин изумленно. — Во что мы можемпоиграть?

— Ты что, не знаешь, как играют в дальнобойщиков? — спросилаЛидия недоверчиво. — Это очень просто. Сначала нужно заехать в “Макдоналдс” икупить каких-нибудь пошлых гамбургеров и кока-колы. Потом нужно ехать на МКАД.Обязательное условие — пока не выехали на МКАД, есть гамбургеры и питькока-колу нельзя. Ну вот. По МКАД нужно ехать очень быстро, пить кока-колу иесть гамбургеры. И разговаривать. Можно два круга объехать, можно три. А можно всюночь ездить. Как хочешь. И смотря на сколько хватит разговоров.

Шубин захохотал так неожиданно и так громко, что Лидиявздрогнула, прервала свои объяснения и посмотрела на него с некоторымосуждением.

— Ты что?

— Ничего, — ответил он и опять захохотал. — Лидия, ты дажепредставить себе не можешь, как здорово, что ты мне попалась!

— Как попалась? — не поняла она.

— Что ты попалась на моем тернистом жизненном пути и не даламне сойти в могилу скучным старым ученым ослом.

— Теперь ты сойдешь в могилу молодым и веселым ученым ослом,— буркнула она и отвернулась.