Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фернандо Пессоа поднялся, прошелся по кабинету, взял листоксо стихами: Как это там у вас — «Мы не видим, как Парки прядут нить нашейжизни, как обрезают ее, и потому забываем о них»? Нужно быть слепым, чтобы невидеть, как Парки ежедневно приканчивают нас. Как гласит поговорка, хуже слепцатот, кто видеть не хочет. Фернандо Пессоа положил листок на стол: Вы что-тоначали говорить про Антонио Ферро. Да, но разговор наш принял другоенаправление. Давайте вернемся на прежний путь. Так вот, пресловутый Ферро привручении премий сказал, что те интеллектуалы, которые при сильной власти, пустьдаже сила эта — не физическая, а, так сказать, моральная, чувствуют себяузниками, забывают, что выпуск интеллектуальной продукции неизменно интенсифицируетсяв условиях строгого порядка. Насчет моральной силы — просто превосходно:португальцы загипнотизированы, а интеллектуалы наращивают выпускинтеллектуальной продукции под зорким присмотром Виктора. Стало быть, вы несогласны? Трудно согласиться, я бы сказал, что сама история опровергаетутверждение Ферро — вспомните времена нашей молодости, «Орфей» и все прочее,вспомните и скажите: разве все это делалось при сильной власти, хотя ваши оды,милейший Рейс, при внимательном чтении вполне можно счесть поэтизацией порядка.Никогда не замечал. И тем не менее — боги у вас всегда мудры и равнодушны,живут и умирают согласно ими же установленному порядку, всякие порывычеловеческие — бессмысленны и тщетны, да и все остальное выткано по той жеканве. Превыше богов — судьба. А судьба есть тот высший, верховный порядок,которого жаждут и сами боги. Ну, а люди-то, какую роль вы хотели бы отвестилюдям? Нарушать порядок, исправлять судьбу. Улучшать ее? Улучшать или ухудшать— это безразлично, i лавное — не дать судьбе быть судьбой. Вы тут помянулиЛидию, она тоже часто говорит о судьбе, но несколько иначе. О судьбе, ксчастью, можно говорить как и что угодно. Но мы говорили о Ферро. Ферро —дурак, он решил, что судьба португальского народа — это Салазар. Мессия? Нет,пастырь, который нас крестит, соборует, венчает, отпевает. Во имя порядка? Воимя порядка. В жизни, насколько я помню, вы были более лояльны. Приблизившись ксмерти, видишь жизнь иначе, и вот на ной решительной и не предполагающей ответафразе я с вами распрощаюсь, а ответа она не предполагает потому, что вы — живыи ответить мне не можете. Отчего не хотите переночевать? На это я как ужеговорил однажды: мертвым не стоит привыкать к обществу живых, да и живым нестоит становиться на пути мертвых. Но человечество состоит из тех и других.Чистая правда, но не вся правда: будь это так, кроме меня, сидели бы у вас вгостях член Кассационного Суда и все прочее семейство. Откуда вы знаете, чтожил здесь раньше член Кассационного Суда, я вам об этом не говорил. Викторсказал. Какой Виктор — мой? Нет, другой, он уже умер, но сохранил привычкулезть в чужую жизнь, и этот горб даже могила не исправила. А луком от негонесет? Несет, но не очень сильно, со временем этот смрад слабеет. Прощайте,Фернандо. Прощайте, Рикардо.
Есть зловещие признаки того, что моральная сила Салазара помере удаления от своего могучего источника теряется и по назначению непопадает. Демонстрирующий это ослабление эпизод имел место на берегу реки Тежо,где по случаю спуска на воду вестового судна второго класса «Жоан де Лижбоа»состоялась торжественная церемония, которую почтил своим присутствием главагосударства. Корабль украшен разноцветными флажками или, если употребитьподходящее случаю морское выражение — флагами расцвечивания, стапель смазансалом, команда выстроена под тентом, и вот приближается президент республикигенерал Антонио Оскар де Фрагозо Кармона, тот самый, который заявил, чтоПортугалия ныне известна повсеместно и потому стоит быть португальцем,приближается в сопровождении свиты в штатском и в форме: те, кто в форме — впарадных мундирах, а те, кто в штатском — в цилиндрах, в визитках, в полосатыхбрюках, а президент поглаживает свои красивые седые усы, должно быть,сдерживаясь, чтобы не произнести — не к месту и не ко времени — свою неизменнуюфразу, слетающую с его уст при посещении художественных выставок: Шикарно,просто шикарно, мне очень понравилось, и вот уже поднимаются по ступеням,ведущим на трибуну, высшие должностные лица государства, без которых ни один корабльна воду спущен быть не может: есть среди них и представитель церкви,католической, сами понимаете, а от него ждут благословения, освящения, жаркоймолитвы Господу нашему, чтобы введенный в строй корабль наш врагов топил, а самне тонул, мелькают в раззолоченной толпе любопытные и работяги-судостроители,хроникеры, фотографы, репортеры, вот и бутылка местного шампанского ожидаеттого высокоторжественного мига, когда разлетится она о нос «Жоана де Лижбоа», итут он вдруг сам собой начинает съезжать по стапелю вниз, и воцаряется всеобщееошеломление, встопорщивается снежно-белый президентский ус, качаются,обнаруживая смятение своих носителей, цилиндры, корабль же, к которому никто иприкоснуться не успел, соскользнул в славные воды, моряки кричат положенное«ура!», носятся ополоумевшие чайки, оглушенные сиренами и гудками с другихсудов, но главным образом — громовым хохотом, потрясшим всю набережную, этушкоду учинили рабочие с верфей — самый зловредный народ — но Виктор уже шныряетв их толпе, провода первичное дознание, а вода внезапно спала, и разинутыепасти канализационных канав исторгают луковое зловоние, поспешно отступаетпобагровевший президент, суетятся в ярости чины свиты, требуя, чтобыси-ю-же-ми-ну-ту был установлен виновник подлого покушения на славу отечества,доблесть флота и достоинство высшего должностного лица в стране: Слушаю, сеньорпредседатель Совета министров, отвечает капитан Агостиньо Лоуренсо, начальникВиктора, но от насмешек не уйдешь, весь город только о том и говорит, и даже испанскиепостояльцы отеля «Браганса», хоть и добавляют не без робости: «Cuídenseustedes, eso son artes del diablo rojo»[53]. Но, поскольку все это относится квнутренней лузитанской политике, тем комментарии и ограничиваются, и герцогАльба с герцогом Мединасели, втихомолку сговорившись устроить себе чистомужское развлечение, без жен — отправляются в «Колизей», где на чемпионате по,«кетчу» в леденящих кровь схватках сходятся их соотечественник Хосе Понс,польский граф Кароль Новина, иудей Аб-Каплан, русский — белый — Зыков, чехШтрешнак, итальянец Нероне, бельгиец Деферм, фламандец Рик де Гроот, англичанинРекс Гэйбл, некий Штрук, чье отечество нам неведомо, искушенные в бросках иподсечках, двойных нельсонах и мостиках, в приемах болевых и удушающих, а еслибы участвовал в этом чемпионате Геббельс, победа, скорей всего, осталась бы заним, ибо он вызвал бы себе на подмогу сколько-то там боевых самолетов.
И вот как раз самолеты и искусство воздушного боя находитсяв центре внимания в нашем столичном городе, после того, как позорно сел в лужувоенно-морской флот, о чем было поведано прежде и к чему мы возвращаться болеене намерены, сказав лишь, что благодаря усердию многочисленных Викторов удалосьустановить преступный умысел, исключив версию простой халатности какого-нибудьклепальщика или конопатчика. Ну-с, так вот, поскольку грозовые тучи войны всегуще заволакивают европейские небеса, национальное правительство решило наживом примере — а живой пример есть наилучший и нагляднейший урок — доходчивообъяснить жителям, что следует им делать и как спасаться в случае налетавражеских бомбардировщиков, хотя наши власти не простерли правдоподобиеситуации столь далеко, чтобы определить национальную принадлежность вероятногопротивника, лишь туманно намекнув, что нашлет крылатые армады враг наш извечныйи наследственный, иными словами — кастилец, ныне ставший красным, посколькурадиус действия современных самолетов не позволил бы помыслить о рейдебомбардировщиков Франции или Британии, тем паче, что обе державы числятсянашими союзниками, что же до итальянцев или немцев, то было уже дано такоемножество доказательств дружбы, связующей наши народы и зиждущейся на общностиидеалов, что в час испытаний нам следует ждать от них содействия, а никак неистребления. Итак, правительство в газетах и по радио известило, что двадцатьседьмого числа, в канун десятой годовщины Национальной Революции Лиссабон будетприсутствовать на премьере нового спектакля, а точнее — при имитации нападенияс воздуха на квартал Байша, а еще точнее — при демонстрации воздушно-химическойатаки, имеющей намерением уничтожить вокзал Россио и заразить прилегающиекварталы отравляющими газами. Первым появится самолет-разведчик, которыйпройдет над Россио и сбросит дымовую шашку, указывая цель. Правда, иныенеисправимо негативистские умы, критически настроенные ко всему на свете,склонны полагать, будто результаты были бы несравненно более впечатляющими,если бы бомбардировщики прилетели и сбросили свой груз сразу, безо всякогопредупреждения, но их извращенному сознанию недоступны и глубоко противнырыцарские законы ведения войны, как раз и воспрещающие нападать врасплох. Итак,едва в небесах возникнет компактное облачко дыма, зенитная артиллерияпроизведет залп, который послужит сигналом для включения сирен — те завоют,возвещая воздушную тревогу, и, поскольку не услышать их невозможно, будутпредприняты соответствующие меры. Полиция, республиканская гвардия, отрядыКрасного Креста, пожарные немедленно вступят в дело, эвакуируя граждан сугрожаемых участков, в число коих попадут все соседние улицы, а бригадыспасателей сломя голову помчатся в очаги поражения, тогда как пожарные сбрандспойтами наперевес, — к очагам возгорания. Тем временем самолет-разведчикудалится, удостоверившись, что сигнальное облако дыма зависло там, где емуположено, что выдвинулись на исходные спасатели и что среди них находится, какмы скоро увидим, актер театра и кино Антонио Сильва во главеволонтеров-пожарных. Теперь вот наконец-то могут прилетать вражескиебомбардировщики, роль которых возьмет на себя эскадрилья бипланов, вынужденныхдержаться невысоко от земли из-за того, что их кабины открыты всем ветрам идождю, и тут уж откроют огонь пулеметы и пушки противовоздушной обороны, нопоскольку все это — учения, ни один самолет не собьют, и все они будутбезнаказанно шнырять под облаками, даже не имитируя сброс бомб фугасных,зажигательных и химических, ибо они сами по себе начнут взрываться на ПлощадиВосстановителей, которую, будь все это всерьез, не спасло бы патриотическое название.Не избегнет гибели и стрелковая рота, переброшенная к Россио — поляжет там весьее личный состав до последнего человека, и хотелось бы все же знать, какогодьявола делают пехотинцы в квартале, который, если верить гуманистическомупредупреждению противника, будет подвергнут жестокой бомбежке, но будемнадеяться, что этот плачевный и позорный эпизод забвению предан не будет, вотличие от генерального штаба, который, наоборот — будет, в полном составебудет предан суду военного трибунала и приговорен к расстрелу. Большие потеринесут бригады спасателей и медиков, которые самоотверженно действуют в огне ипод огнем, вытаскивая погибших, оказывая помощь раненым — те пестро расписанызеленкой и йодом, перевязаны и шинированы, обмотаны бинтами, а бинты эти, когдаих выстирают, потом — и тридцати лет не пройдет — еще пригодятся и уже бездураков, по-настоящему. Невзирая на героические усилия ПВО, вражеские самолетызаходят на второй круг, накрывая зажигательными бомбами здание вокзала,развалины которого вмиг охватывает прожорливое пламя, однако надежда на то, чтопобеда будет за нами, не гаснет, ибо король Себастьян с непокрытой головой,чудесным образом уцелев, по-прежнему высится на своем постаменте. Разрушениеширится, охватывая новые и новые участки, древние развалины монастыря Кармостановятся новыми руинами, а из здания Национального Театра валит густой дым,множится число жертв, повсюду горят дома, матери зовут потерявшихся детей,потерявшиеся дети — матерей, о мужьях и отцах никто почему-то и не вспоминает,на то и война. Кувыркаясь в небесах наподобие крылатых бесов, отмечают летчикиудачное выполнение задания рюмочкой коньяка «Фундадор», заодно и согреваясь,поскольку жар сражения спал. Записывают, зарисовывают, фотографируютрезультаты, а потом, издевательски покачав крыльями, отваливают в сторонуБадахоса, хотя нам казалось, что прилетели они со стороны Кайи. Город — всплошном огне, счет убитым идет на тысячи, словно повторилось пресловутоеземлетрясение. Тут зенитки рявкают в последний раз, снова взвывают сирены,учения окончены. Население вылезает из канав и подвалов, расходится по домам,нет ни убитых, ни раненых, и дома стоят как стояли, все оказалось игрой.