Уверен, что на помощь моей питомице пришёл отец Астольф. Яувидел его на носу первой лодки — он молился на коленях; по его морщинистомулицу обильно текли слёзы. У руля сидел капитан.

Второй шлюпкой командовал Гарри Логан, рядом с которымстояла моя девочка.

Я сел ей на плечо, а она едва на меня покосилась. Толькопробормотала: «А, это ты». Полагаю, Летиция и не заметила моего отсутствия,очень уж была потрясена.

Ирландец же оглядывал следы побоища взглядом человекабывалого.

— Не при мсье Кабане будь сказано, пушкари — худшие грешникина свете, — сказал он, когда мимо проплыл издырявленный кусок борта. — Меткимкартечным выстрелом можно за раз отправить на тот свет два десятка людей. Ахуже всего, что артиллерист никогда толком не знает, сколько душ он погубил насвоём веку. Всем канонирам суждено гореть в аду, уж это точно. Я, конечно, тожеубийца, но по крайней мере твёрдо помню каждый свой грех.

— Я помню. Вы говорили, что угробили семнадцать душ, —сказала Летиция.

— Восемнадцать, мой дорогой Эпин. Восемнадцать. Однако передБогом я почти чист, ибо произвёл на свет семнадцать новых душ. Когда Лиз изСен-Мало разродится, счёт выравняется. А в Форт-Рояле мной посеяно ещёнесколько семян. Коли они взошли, как предусмотрено природой, то я уже квит илидаже в плюсе. В прежние века церковь продавала индульгенции. За деньги можнобыло искупить любой грех, хоть бы даже смертоубийство. Это, конечно,неправильно. Единственное возможное извинение за столь тяжкое прегрешение —дать новую жизнь вместо отнятой, — с глубоким убеждением заключил рыжеволосыйфилософ.

— Если убил для защиты, это грех простительный, — неуверенномолвила Летиция. Я понял, что она опять вспомнила застреленного разбойника сбольшой дороги.

— Почему только для защиты? Убивать можно из разныхсоображений. — Логан удивился. — А если человек тебе здорово мешает? Или,прикончив кого-то, можно получить солидную выгоду? Но в случае корыстного илизаранее задуманного убийства я всегда расплачиваюсь авансом. — Он с важностьюподнял палец. — Чтоб не становиться должником у Всевышнего по столь опасномуповоду. Не хватало ещё угодить в чистилище из-за собственнойнепредусмотрительности! Сто или двести лет лизать раскалённые сковородки? Слугапокорный!

Вдруг Летиция прервала его.

— Вы что!? — закричала она Дезэссару. — Надо подбиратьлюдей! Места не хватит!

Дело в том, что на соседнюю лодку, подцепив багром,затаскивали сундук, приплывший с какого-то из погибших кораблей.

Но людей до нас добралось совсем немного. На обе лодки мыподняли всего шестнадцать человек, сплошь одних испанцев. Все они были не всебе после перенесённых ужасов, а одному акула откусила ногу до колена. Летицияналожила жгут, но поздно — бедняк потерял слишком много крови и вскоре испустилдух. Последними его словами была благодарность. «Благодарю Тебя, Мадонна, чтомоё последнее пристанище будет в земле, а не в кишках мерзкой твари», — молвилон слабым голосом. Уж не знаю, почему внутренности червей предпочтительнейакульей утробы, но коли это соображение утешило умирающего, тем лучше.

Шлюпки чуть не касались воды верхушками бортов — столькобыло подобрано ящиков и тюков со всякой всячиной.

Дезэссар велел поворачивать к берегу, а я поднялся вверх,чтобы почтить место сражения, пока ветер и волны не стёрли с поверхности моряследы кровавой драмы.

Луч почти скрывшегося за горизонтом солнца что-то очень ужярко блеснул на поверхности моря. Я кинул в ту сторону взгляд — и вскрикнул.

На обломке салинга, запутавшись в разорванных вантах, лежалпокойник в белой батистовой рубашке, сквозь ворот которой сверкала золотаяцепь.

Это был он, он!

Я ринулся вниз.

Взрыв пощадил его черты. Лорд Руперт был прекрасен и всмерти. Даже струйки крови, вытекшие изо рта, ушей и ноздрей, не портиликрасоты этого удивительного лица.

Я скорбно сел подле мертвеца, погладил его мокрые волосыкрылом. И вдруг увидел, что его грудь вздымается.

Боже, что со мной сделалось!

Я так орал и метался, что Летиция, занятая уходом заранеными, оглянулась в мою сторону.

— Капитан, вон ещё один! — крикнула она. — Может быть, онжив! Подберите его, у вас в шлюпке остаётся место!

Дезэссар сварливо ответил:

— Вы хотите, чтоб мы перевернулись?

Но потом, видно, заметил золотой медальон и велел подгрестиближе.

— Это моё, все слышали? — объявил он. — Я заметил труппервым! Моя личная добыча!

Протянул руку, отпихнул меня и сорвал цепочку.

— «Mermaid»[31] — прочитал он. — Значит, англичанин.

Подплыла вторая лодка. Логан сказал:

— Это, верно, и есть тот богач, владелец «Русалки». Жалко,что сдох. Можно было бы взять хороший выкуп.

— Да он дышит! — воскликнула тут моя умница. — Ну-ка,ребята, берите его!

— Дышит? — Дезэссар быстро проговорил: — Первым до негокоснулся я, а значит, он мой. Все свидетели! По уставу, всякая добыча, взятаяпрямо из воды, принадлежит захватившему, а не судовладельцу и не короне!

— Осторожней, у него могут быть переломаны кости, — велеламатросам Летиция.

На берегу Летиция осмотрела пленника. Кости были целы, раныне зияли, но он был недвижен и без сознания.

Я слышал, как францисканец, стоявший рядом и перебиравшийчётки, тихо сказал:

— Contusio.

Девочка неуверенно оглянулась на него. Лечение контузий онаещё не проходила.

— Что надо делать? — спросила она, отведя капеллана всторону. — Этот человек умрёт?

Я прыгал за ними по земле и подслушивал, затаив дыхание.

— Этот род сотрясений, равно как и его врачевание, наукоймало изучены. Бывает, что контуженный испускает дух, не очнувшись. Или,пролежав сколько-то часов или даже дней, приходит в себя, словно ничего неслучилось. Рекомендуется полный покой и неотступное наблюдение. Человек в такомсостоянии иногда захлёбывается рвотой или даже слюной. Лучше от больного неотходить.

— И это всё?

— Нет, конечно. Главное — молиться об исцелении и уповать наволю Божью.