– Вот жалость, что он уволился! – прикинулся я ничегоне знающим человеком.

Девушка быстро взглянула в сторону рецепшен и, понизивголос, сказала:

– Вы только не охайте громко, нам запретили клиентам правдуговорить. Костик умер.

– Неужели? – почти шепотом спросил я. – Что жеслучилось? Он же совсем молодой!

Олеся округлила глаза.

– Ну не такой он и юный, только дурак был. Погодитесекундочку, сейчас все расскажу.

Я не успел кивнуть, как Олеся громко заявила:

– Арина, мы с клиентом в тот зал перейдем, где педикюрделают, ему не нравится у окна сидеть.

– Конечно, конечно, – закивала администратор, –мне самой не слишком комфортно у витрины, вся улица смотрит.

Олеся мгновенно собрала инструменты, и мы переместились внебольшое, совершенно пустое помещение.

– Ну вот, – удовлетворенно отметила Олеся, – тутхоть поговорить спокойно можно, без Аринкиных ушей. Знаете, за что ей зарплатухозяйка повышает?

– Нет, – поддержал я беседу.

– Арина подслушивает наши разговоры, а потом начальницепересказывает.

– Ну что такое страшное вы разболтать можете?

Олеся усиленно заработала пилкой.

– Ну, нам почти все запрещено. О своей семье, проблемах смужем, неприятностях с детьми клиентам говорить нельзя, кокетничать и обсуждатьдругих мастеров не положено. Упаси бог сказать правду про средства, которымипользуются в салоне.

– Они плохие?

– Да уж не лучшие. Хозяйка подешевле покупает, а выдает засуперские.

– Я думал, владелец салона мужчина, Маркел Листовой.

Олеся захихикала.

– Нет, это просто так, от балды имя с фамилией взяты, жабанами рулит, звать ее Клавдией Васильевной Задовой. Ну кто ж в салон подназванием «У Клавки Задовой» пойдет? Смехота! Только, если я кому правду проКлаву растреплю, меня выпрут. И уж, ясное дело, про эпидемию молчать надо!

– Какую? – испугался я. – В парикмахерскойинфекция?

– Это я так, преувеличила, – призналась Олеся, усиленнососкребая с моих ногтей наклеенные пластинки. – Сначала Костька помер, даон дурак, на операцию лег, хотел рубцы от прыщей сошлифовать, а сердце наркозане выдержало, ну, он и отъехал на тот свет. А сегодня утром из больницыпозвонили и сказали: «Грибкова скоро хоронить придется».

Я чуть не сломал маникюрный столик, потому что отнеожиданности подскочил и стукнул коленями о тонкую доску из пластика.

– Алексей скончался?!

– Вы его знали? Жив пока, но точно помрет!

– Э… э… я пару раз стригся у него. Что с ним случилось?

– Отравился, – равнодушно пояснила Олеся, – вотчем, нам не сказали, думаю, консервами, сплошь и рядом такое случается.Ботулизм. У меня одна клиентка – химик, такое рассказывает!!! Нет, у нас всалоне точно эпидемия, ща еще кто-нибудь помрет.

– Не дай бог, – покачал я головой, – впрочем,такой поворот событий все же маловероятен. Рамкин погиб из-за больного сердца,Грибков отравился. Они же не болели чумой или оспой! И может, Алексей ещевыздоровеет, надо надеяться на лучшее.

– Стопудово помрет, а с ними еще кто-нибудь – где два гроба,там ждут третий, – заявила Олеся. – Мне бабушка всегда говорила:«Смерть звонит трижды».

– Вам не жалко ни Костю, ни Лешу?

– Они с нами не дружили, – поморщилась Олеся, –такие фу-ты ну-ты! Алешка из себя хрен знает что корчил. С мастерами носзадирал, сквозь зубы слова цедил, всем видом демонстрировал: вы чмо, а я москвич.Ой, подумаешь, прыщ на носу! Мы ему слишком простые были, никогда до нас неснисходил, царя натурально корчил. Если у кого день рождения, ни в жизни неостанется шампанского выпить, даже не поздравит! Зато перед клиентками наколени падал, думал, никто не понимает, что ему охота на богатенькой жениться.Но везде ему облом был! Крутые девчонки на парикмахера не поглядят. ПришлосьАлешке с Анжелкой водиться!

Знакомое имя заставило меня насторожиться.

– С кем?

– С Анжелой Лиховой, – затараторила Олеся, – она кнам голову делать ходит, правда, давно не заглядывала. Ко мне Лихова несадилась, врала, что качество моей работы ей не по душе. Только на самом деледенег у нее на одну прическу было, нет бы честно признаться: маникюр я самаделаю! И чаевых она никогда не оставляла. Они с Лешкой очень друг другуподходили, оба жадные и с понтами. Вот Костик, тот проще был, хотя тоже снаворотами, зато Ритка совсем обычная.

– Ритка?

– Семина, наш мастер. Повернитесь налево, видите, у окнадевушка стоит, в темно-синем халате, брюнетка с хвостиком.

– Да, – растерянно ответил я.

– Это Ритка, она с Костиком жила, – затарахтела Олеся,не замечая моего ошарашенного вида, – ничего парикмахер, тихая, спокойная,не вредная, но тоже с нами мало общалась, очень уж молчаливая, слова из нее невытянешь, с такой неинтересно. Вообще-то ее Анжелка привела, вроде какпротекцию ей составила, да, видно, не даром, потом укладываться у Риткипрактически бесплатно стала.

Из пухлогубого ротика Олеси снова полился поток слов, яощутил прилив морской болезни, постарался справиться с тошнотой и начал ещевнимательнее слушать маникюршу. В конце концов, отбросив в сторону словесныймусор, я сумел вычленить суть.

Анжела ходила в салон давно, когда-то она посещала еговместе с мамой, но Галина Петровна поменяла парикмахерскую, а ее доченькаосталась.

Потом случилось так, что сразу пять парикмахерш собрались вдекрет. Хозяйка ударилась в панику, впору было закрывать салон, но Клава быстровзяла себя в руки и сообщила цирюльникам:

– Ищите для нас новых сотрудников, пока их нет, оставшиесябудут пахать без выходных.

Это услышала Лихова и привела в салон Риту Семину,представила ту своей подругой, дала девушке отличную рекомендацию.

Семина оказалась грамотным специалистом, она быстроприжилась в коллективе, а потом у нее началась любовь с Рамкиным.

* * *

Олеся вытерла мои руки салфеткой и поинтересовалась:

– Ну как?

– Замечательно, – на этот раз совершенно искренневоскликнул я, – ногти как новые. Скажите, Олеся, Семина хорошо стрижет?

– Классно, – ответила очень довольная щедрыми чаевымиОлеся.

– Вроде она сейчас свободна, спросите у Риты, не может лиона меня слегка подровнять?