– Константина Реброва.

– А папа на работе.

– Подскажи, пожалуйста, адрес.

Девочка вздохнула:

– Не знаю.

– А телефон?

– Сейчас.

Она исчезла в квартире, не забыв бдительно закрыть дверь.

Через полчаса, изъездив почти весь район в поискахработающего автомата, я наконец-то обнаружила целую будку.

– Риелторская контора «Золотой ключ», – сказалженский голос, – все операции с недвижимостью, что хотите?

– Константина Реброва можно?

– Сейчас переключу, – сказала тетка, и я услышалапротивно повторяющуюся мелодию.

Наконец «концерт» замолк.

– Ребров у аппарата, – прогремел густой бас.

Я вздрогнула.

– Вы занимаетесь продажей жилья?

– Естественно.

– Мне порекомендовали к вам обратиться Ивановы, в этомгоду вы очень удачно избавили их от комнаты в коммуналке!

– Ивановы, Ивановы, – забормоталКонстантин, – что-то не помню, ну да это и неважно, что у вас за площадь?Кстати, продать или купить желаете?

– Продать, однокомнатную…

– Метраж?

– Может, подъедете посмотреть?

– Завтра в девять утра устраивает?

– Отлично.

– Давайте адрес.

Я объяснила ему, как добраться до квартиры Костина, и,ликуя, помчалась домой. В душе все пело от радости. Завтра этот негодяй,балующийся написанием клеветнических статей, явится ко мне сам. Такую удачуследовало отметить, поэтому я притормозила возле оптушки. Куплю чего-нибудьвкусненького, такого, что не приобретаю каждый день, шоколадные конфеты, например.Насколько помню, недалеко от входа есть ларек, в котором торгуют продукциейфабрики «Красный Октябрь», а Кирюшка и Лизавета обожают грильяж.

Сунув кошелек в карман куртки, я прижала его локтем к себе ивошла в толпу. Очень хорошо знаю, что не все люди явились сюда с желаниемкупить дешевые и качественные продукты. Кое-кто толкается тут в надеждезаполучить чужой кошелек. Но я тоже хитрая и изо всех сил придерживала своиденежки.

Грильяж оказался свежим, цена, правда, не радовала, нотриста грамм конфет я все же купила и медленно пошла назад, разглядывая дивныевывески, которыми были украшены ларьки. «Самая лучшая рыба у нас», «Вкуснеемяса нет нигде», «Наши калачи прямо из печи»… А вот эта еще смешней: «Свежеемолоко от производителя». Насколько понимаю, «производит» молоко корова, икаким образом оно может быть у нее несвежим? Но больше всего мне понравилсяплакат, гордо реющий над грузовиком, кузов которого был забит картоннымикоробками: «Ваши яйца здесь».

Развеселившись, я посмотрела вокруг. Народ хватал продукты,не обращая внимания на «наружную рекламу». На лице покупателей не было видноулыбок. Никто не смеялся, прочитав «Мясо России» или «Курица – друг желудка». Улюдей начисто отсутствует чувство юмора.

Тихонько хихикая, я вышла на проспект и у центрального входана рынок увидела маленькую, остромордую, рыжую собачку, похожую на карликовуюлисичку. Она не выглядела бездомной. Шерстка казалась чисто вымытой, а пушистыйхвостик кто-то явно не так давно расчесывал. Небось потерялась, бедолага!

Я присела возле нее на корточки и посмотрела на шею собаки.Так и есть, ее украшал красивый светлый ошейник, очень похожий на кожаный. Япротянула руку, чтобы посмотреть, не написан ли на нем где-нибудь адрес.

Собачка затрясла хвостиком и заскулила.

– Не плачь, миленькая, хозяин сейчас спохватится ипридет за тобой, – попыталась я утешить «лисичку».

Та неожиданно упала на животик и стала тыкаться мокрымносиком в мои ладони. Я погладила шелковистую шерсть. Ласковая, явно домашняя,собака тихонько стонала. Потом вдруг засунула остренькую мордочку сначала водин карман моей куртки, потом в другой.

– Есть хочешь? Извини, в карманах нет ничего, толькокошелек, а он тебе без надобности, – произнесла я.

Наверное, надо вернуться на оптушку и купить несчастномуодинокому песику еды. Или, может, взять ее с собой? Такая милая, простолапочка, совсем крохотная…

В этот момент собачка вытащила морду из моего кармана, краемглаза я отметила, что у нее в зубах мой кошелек, и улыбнулась.

– Давай сюда, не пойдешь же сама за мясом!

Но собачка резво вскочила на лапы и понеслась вперед, уносямои деньги. Пушистый хвост развевался по ветру. Я в шоке смотрела ей вслед.Рыжая шерстка мелькнула в толпе и исчезла. Из хлебного ларька высунулась баба.

– Она у вас кошелек скоммуниздила?

Я в обалдении кивнула головой.

– Вот дрянь, – с чувством произнеслаторговка, – кто-то ведь ее выдрессировал! Не первый раз это проделывает! Яраньше в мясе торговала и там ее приметила, а теперь здесь, значит, промышляет.А хитрая какая! К мужикам не подходит, только к женщинам! Ластится,повизгивает, ну ее и начинают гладить… Поймать бы и придушить!

– За что же собаку-то убивать? – вздохнулая. – Она не виновата, ее научил человек.

– Ну и сиди без денег, коли такая умная, – обозлиласьбаба и исчезла в ларьке.

Дома я не стала рассказывать детям и Ксюше, что меняобворовала маленькая, размером с ладонь, собачка. Представляю, как бы ониначали издеваться. Впрочем, ребятам было не до меня. К Лизавете пришли подруги,а Кирюшка с воплем: «Бывают же такие сволочи, что задают бедным школьникамдоклады на дом!» – засел в своей комнате, обложившись словарями исправочниками.

Ксюша, успевшая испечь большой пирог, тихо напевала в своейкомнате какую-то мелодию. Младенец молчал, все собаки, кроме Мули, сидели возлекрохотного мальчика. Их страстная любовь к новому члену семьи сталапревращаться в проблему. Сегодня днем, по словам Ксюши, когда из поликлиникиявилась районный педиатр, Рейчел и Рамик подняли такой лай, что пришлосьзапирать их в туалете. Ада, правда, не рычала на доктора, зато она непонятнокак ухитряется залезать в кроватку к новорожденному и, очевидно, принимаямладенца за щенка, укладывается рядом с твердым намерением если не покормить,то хоть согреть малютку. И только у Мули аппетит взял верх над любовью, в этовремя мопсиха сидит на кухне и с вожделением смотрит на невероятно вкуснопахнущий пирог, который Ксюша предусмотрительно поставила остывать не на стол,а на подоконник.

Я ушла к себе в спальню и набрала домашний телефон СлавыРожкова.