— Наорал на меня, — как ни в чем не бывалопродолжила Инга, — дескать, не усмотрела, ну я ему и ответила.

Разгорелся страшный скандал, в ходе которого супругиприпомнили друг другу все. Один кричал о пьянстве, полном пофигизме, лени инежелании смотреть за ребенком, другая не преминула отметить постоянныекомандировки, вечное отсутствие дома отца, позволившее дочери чувствовать себябезнаказанной. Ни до чего хорошего не договорились, бурная семейная сценазавершилась безобразной базарной дракой. Леонид Михайлович, не сумев сдержатьсебя, отвесил жене оплеуху. Инга не растерялась и швырнула в него фарфоровуювазу, привезенную мужем из Китая. Успокоились к двум часам ночи под завывания ирыдания Сони, испуганной до крайности. На следующее утро Леонид Михайловичобъявил жене свое решение: он увозит дочку в Лондон и отдает ее в закрытыйколледж.

— Сам прослежу за ребенком, — сурово чеканилГоловкин, — виданное ли дело, сиротой без присмотра при родной материживет.

— Только не заводись по новой, — отмахнуласьИнга, — забирай свое сокровище, она мне до трясучки надоела, хамит черезслово, никого не слушает, учиться бросила, шляется по компаниям, пить начала…

— Так пример перед глазами достойный, — вскипелГоловкин.

— Хватит, — отмахнулась Инга, — у меня головаболит.

Леонид Михайлович неожиданно замолчал, потом вдруг заявил:

— Тебя с собой не возьму.

— Больно надо, сама не поеду.

— Вот пройдешь курс лечения в клинике, тогдапожалуйста.

— Я не алкоголичка, — обозлилась Инга.

— Значит, в больницу не ляжешь?

— Ни за что!

— Ладно, — кивнул муж, — тогда слушай.Получишь месячное содержание, его станут вручать тебе по двадцатым числам, нерассчитывай, что дам хоть копейку сверху, впрочем, если отучишься глушитьцистернами коньяк, тебе хватит на нормальную жизнь.

— Офигел совсем? — завопила жена, когда узнала,сколько муж определил ей доходов.

— По-моему, вполне достаточно, — не дрогнул ЛеонидМихайлович.

— Идиот, — затопала ногами женушка, — зайди вмагазин, пара приличных туфель стоит дороже, что мне, босой ходить?

Головкин усмехнулся:

— У тебя по шкафам пар сорок найдется, хватит до концажизни. Впрочем, можешь пойти работать, насколько помню, у тебя диплом филфака.

— Обалдел, да?! Работать?! Я похожа на дуру?

Головкин молча пошел к двери, но на пороге обернулся игрустно сказал:

— Я с себя вины не снимаю. Надо было не создавать тебетепличные условия, а отправить делать карьеру, да что теперь говорить. Мойсовет — бросай пить, если можешь, конечно.

Больше они не виделись. Я разочарованно спросил:

— Это все?

— Да.

— Ваш муж не упоминал имен Олега Колпакова и АленыШергиной?

— Не помню, вроде нет.

— А про газету «Микроскоп» не вспоминал?

— Он читает из российских изданий толькопрофессиональные журналы.

— Может, знаете его лондонский телефон?

Инга покачала головой.

— Он вам его не дал?

— Нет, впрочем, адрес тоже.

— Как же вы общаетесь?

— Никак, двадцатого числа он вечером звонит,спрашивает: «Получила деньги?» — и бросает трубку.

— Содержание по почте приходит?

— Баба привозит, — скривилась Инга, —курьерша.

— Кто ей дает деньги?

— А мне за каким хреном знать?

Чувствуя, как головная боль от висков спускается к затылку,я без всякой надежды на ответ спросил:

— Естественно, вы не в курсе, как зовут курьершу и вкакой фирме она работает?

— Почему? — возразила хозяйка. — Девка, когдаприходит, всегда говорит: «Откройте, Инга Владимировна, это Зинаида Колобкова,принесла вам конверт».

— Кто? — подскочил я. — Зинаида Колобкова?Точно припоминаете?

— Чего же странного, — недовольно протянулаИнга, — Зинаида Колобкова, простое имя. Ладно, хватит трепаться, дуй законьяком.

Я вышел из подъезда, сел в машину и поехал домой. Конечно,нехорошо нарушать данное обещание, но коньяк Инге покупать не стану, хватит ейпить. Женщине явно пора обратиться к наркологу, правда, милые дамы с трудомпризнают себя алкоголичками, и им намного труднее избавиться от пьянства, чеммужчинам.

Не успел я войти в прихожую, как из комнаты выехала накресле Нора.

— Где ты был?

— Э-э… простите, так вышло.

— Можешь проводить свободное время какзаблагорассудится, — заявила хозяйка, — но не сочти впредь за трудпозвонить и предупредить, что не придешь ночевать.

— Мы подумали, что тебя убили! — заорала,выскакивая в коридор, Миранда.

Потом она подергала носом, словно рассерженный ежик, и вполном негодовании сказала:

— Ваня! Ты пил водку!

Я отметил, что бриллиантовая сережка из ее ноздри исчезла, иосторожно сказал:

— Нет.

— Не ври, — топнула ногой девочка, — от тебяжутко воняет.

— Не отрицаю, выпил вчера немного, только не водку, аконьяк.

— Это однофигственно, — возмущаласьМиранда, — не смей больше лакать ханку.

Нора попыталась сделать серьезное лицо, но не сумела.

На ее губах заиграла улыбка.

— Правильно, дорогая, отчихвость Ивана Павловича,совсем от рук отбился. Пьяный секретарь — позор хозяйки.

Но Миранда была полна праведного гнева.

— Ну, хорош, — фыркнула она, — простоотвратительно!

— Ты находишь? — ухмыльнулась Нора. — А мневсегда казалось, что у мужчины должны быть мелкие недостатки, иначе с нимскучно.

— Между прочим, ты обещал устроить меня вколледж, — не успокаивалась Миранда.

— Да, прости, дорогая, сейчас позвоню, — устыдилсяя, — очень некрасиво вышло.