— Перестань делать из себя гречневую кашу, —топнула ногой девочка.

Я осторожно, стараясь особо не вертеть головой, снял курткуи удивился:

— При чем тут гречка?

— При том, — гневно воскликнула Миранда, —она такая жидкая, по тарелке размазывается!

Нора закашлялась и решила прийти мне на помощь:

— Ну, не нападай так на Ивана Павловича. — Иобратилась ко мне: — Кстати, вот чемодан, держи.

Я уставился на кожаный, очень дорогой саквояж, перехваченныйремнями, и совсем изумился:

— Зачем он мне?

Нора нахмурилась:

— Не помнишь, что ты вчера обещал?

Я вновь почувствовал приступ дурноты и честно признался:

— Нет.

Элеонора покачала головой:

— Вчера вечером я позвонила тебе на мобильный ипредупредила, что надо отвезти в Шереметьево посылку для Кати Гельфман. Вот тутна бумажке все написано, номер рейса, кто заберет чемодан…

— Хотите сказать, что я проспал? — испугался я.

— Нет, — успокоила меня хозяйка, — времениполно, еще успеешь привести себя в порядок, умыться и отчитаться о проделаннойработе. Кстати, Ленке сегодня удалось сделать вполне нормальный геркулес,хочешь?

Я сглотнул слюну:

— Нет, ни в коем случае.

— Ага, — кивнула Нора, — тогда жду черезполчаса в кабинете.

Я прошел в свою комнату, стащил грязную рубашку, бросил ее вкресло и увидел на кровати Василия и Филимона. Сладкая парочка опять спалавместе.

— Ну, ребятки, добрый день. Вас без меня кормили?

Василий недовольно открыл глаза, коротко мяукнул, парусекунд смотрел на меня, потом встал и потянулся. Я сел возле зверушек накровать. Честно говоря, больше всего хотелось упасть на подушку и заснуть. Котподошел ко мне и потерся головой о руки. Я наклонился. Василий чихнул и короткосказал:

— Мяу.

Затем он уставился на меня и вдруг разразился страннымизвуками, меньше всего напоминавшими мурлыканье. Я бы сравнил их скорей сгорловым пением ненцев. Потом кот издал утробный рык, шерсть вспушилась, хвостугрожающе забил по бокам, глаза прищурились, уши прижались к голове. Непонимая, что обозлило Василия, я спросил:

— У вас дурное настроение, сэр?

Животное зашипело и прыгнуло в кресло. Сбоку послышалосьравномерное пофыркиванье. Я осторожно повернул голову. Филимон недовольнодергал носом.

— И ты не настроен улыбаться, — пробормотал я исделал попытку взять длинноухого.

Всегда спокойный, даже апатичный кролик неожиданно поднялверхнюю губу, обнажив длинные, вполне крепкие зубы. Я отдернул ладонь.

— Мяу, мяу, — донеслось из кресла.

Кот спрыгнул на пол и пошел к двери, на пороге он обернулсяи с укоризной заявил:

— Мяу! — Затем помедлил и добавил с другойинтонацией: — Мяу.

Василий явно вел какой-то разговор, недоступный для моегопонимания, похоже, кот был зол.

— Мяу, — отрывисто приказал он и вышел в коридор,за ним мгновенно поскакал Филимон. Я посидел пару минут на кровати, собираясь ссилами, потом решил пойти в душ, взял с кресла грязную рубашку и обнаружил, чтоона насквозь мокрая. Гадкий Василий, недовольный мной, отомстил по полнойпрограмме.

В Шереметьево я прибыл точно к указанному времени и всталоколо табло в зале отлета. Тяжелый саквояж, набитый, очевидно, кирпичами,громоздился у ног, в руках я сжимал бумажку. Рейс номер… Москва — Иерусалим, А.Штейнбок.

Глаза мои бегали по толпе. Отчего-то казалось, чтонезнакомый Штейнбок — это невысокий кряжистый мужчина лет пятидесяти, с бородойи усами. Бог знает, почему в голову взбрела эта мысль. Людской поток равнодушнотек мимо, в здании было душно и слишком сильно пахло духами.

— Простите, — раздался сзади мелодичныйголосок, — вы, наверное, Иван Павлович?

Я обернулся. Хрупкая девушка лет восемнадцати смотрела наменя прозрачными, словно весенние, еще не успевшие растаять льдинки, глазами.

— Это вы принесли посылку от Элеоноры?

— Э… да, жду А. Штейнбок.

— Правильно, — улыбнулась девочка, — вот мойпаспорт, смотрите.

Черно-белая фотография не передавала ее очарования. АллаАроновна Штейнбок, гражданка Израиля.

— Мне пора, — снова улыбнулась Аллочка и сделалапопытку оторвать каменно-тяжелый чемодан от пола.

Я галантно отстранил ее от поклажи.

— Покажите, куда отнести саквояж.

— На таможенный контроль, — махнула изящной ручкойАллочка, — не ожидала, что посылка такая огромная, у меня с собой толькоручная кладь, крохотная сумочка, я люблю путешествовать налегке!

Продолжая беседовать, мы добрались до того места, гдепассажиры показывали таможеннику свои вещи. Я поставил саквояж на лентутранспортера и спросил у женщины в серой форме, сидевшей за стойкой:

— Вы разрешите проводить девушку? Очень вещи тяжелые.

— Только до паспортного контроля, — весьма вежливоответила таможенница, — дальше не пустят, там уже граница.

— Да, конечно, спасибо, — обрадовался я, и мы сАллочкой стали поджидать своей очереди на досмотр.

Впереди маячило несколько человек, впрочем, сзади тожевыстроился хвост. Люди вели себя спокойно, нервничала лишь пожилая женщина,находившаяся непосредственно перед нами.

— Слышь, сынок, — повернулась она ко мне, —чего тут писать надо?

Я посмотрел на декларацию, заполненную почерком человека,редко берущего ручку.

— Цель поездки.

— Это как?

— Ну, например, на лечение.

— Здорова, слава богу.

— Или туристическая поездка.

— Да нету у меня времени по музеям бегать.

— Тогда зачем в Израиль отправляетесь?

Бабка горестно вздохнула:

— Дочка у меня замуж вышла, все принца ждала.Выбирала-выбирала и нашла еврея! Правда, хороший мужчина, хоть и веры не нашей.Вот теперь лечу на внука посмотреть. Первый раз за границу, боязно мне.