Напрасный труд, детка, я не тот, кто может защитить тебя.Лучше бы тебе обратиться за этим к Август или к мужикам, которых снимаетАвгуст, любой из них набросил бы тебе на плечи свою куртку. Вот если бы натвоем месте сейчас была Тинатин…

Я прикрываю глаза.

Но представить Тинатин не получается, то есть я могу вызватьее образ в любой момент, я помню все, до мельчайших подробностей, каждый волосок,каждую ресницу, я помню вырез ее платья, вырез ее ноздрей, я могу представитьТинатин где угодно, даже в объятиях Лоры (проклятье!), но только не в своих.Это сводит меня сума, хотя и не настолько, чтобы я потерял контроль надпроисходящим: Лора по-прежнему меня целует, теперь она добралась до плеча,которое так меня беспокоит. Она добралась до плеча и сконцентрировалась на нем.

– Откуда этот шрам? – спрашивает Лора.

– Упал в детстве с велосипеда.

– Он совсем свежий…

– Напоролся на гвоздь неделю назад.

– Он странный.

– Ты находишь?

– Мне кажется, он движется. Дышит.

– Тебе кажется.

– Нет, правда. Странный шрам, странное чувство.

– Поделись. – Не слишком ли я груб с Лорой? Сбеспомощной, ищущей защиты Лорой?

– Мне хочется заглянуть в него.

– Загляни.

Мне и самому хотелось бы, но это невозможно. У Лоры гораздобольше шансов увидеть, что же сделала с моим плечом Марго. Не так уж многовремени прошло с тех пор, как мы расстались, а образ Марго уже потускнел, почтистерся, это открытие удивляет меня. Если так будет продолжаться и дальше, отнего, кроме имени, ничего не останется.

– …Я испытывала нечто подобное только раз вжизни. – Губы Лоры кружат над моим плечом. – Когда была ребенком.Комната, в которой спали родители… Если они занимались любовью, то всегда запиралидверь на ключ, они были очень осмотрительны. А мне очень хотелось заглянутьтуда. Когда они занимались любовью. У меня просто крыша от любопытства ехала.Вот и сейчас…

– Чего там точно нет, так это твоих родителей, –мне нужно как-то отвлечь Лору. – Кстати, ты можешь еще изучить родимоепятно у меня под лопаткой. Все, кто видел, говорят, что оно похоже на всадникана коне. И тоже движется.

Лору не интересует моя спина.

– Ты не думал о том, чтобы уволиться из нашегогребаного журнала? – спрашивает она.

Лора, Лора, ты как в воду смотришь: в «Полный дзэн» я большене вернусь.

– Нет, а что?

– Нам всем пора оттуда линять.

Лора рассуждает вполне здраво, никто из нас уже давно неживет своей жизнью: ни я, ни Пи, ни Великий Гатри, ни сама Лора. Все мы – в однойупряжке, или скорее – в одной клетке, опущенной на глубину; давление внесколько атмосфер исказило наши лица, наши тела. Но кому интересны наши лица,наши тела? Тамагочи, акульей стаей кружащим вокруг нас, важно совсем другое:чтобы им вовремя кидали куски, побольше, пожирнее, посвежее, двойные CD сланжем и трансом приветствуются с тем же энтузиазмом, что и фронтовые сводки изкегельбана. Дайте свежатинки! – вот главный лозунг тамагочи, Лорарассуждает вполне здраво. Так почему я не могу отделаться от ощущения, что оназаговаривает мне зубы, подбирая отмычку к двери, за которой уж точно никто незанимается любовью.

– Трахни меня, – шепчет Лора. – Трахнименя!..

Пока я делаю это (без всякого удовольствия), рот у Лоры незакрывается, а ты знаешь, что Пи пишет порнорассказы, большей дряни я в жизнине читала, как же я его ненавижу – Пи, и остальных тоже, и тебя, милый, и тебя,и всех, кто моложе двадцати, и азиатов, Хайяо – японский дурачок, и Брэндон былдураком, только американским, американцы – еще один повод для ненависти, яненавижу американцев, банджо ничуть не лучше балалайки, мои родители вовсе небыли так осмотрительны, как я наплела тебе, трах был единственным ихразвлечением, так стали бы они обращать внимание на меня? машина сыплется, аденег на новую нет, я могла бы попросить денег у Август, она дала бы, нопросить – последнее дело, иногда я жалею, что не подвернулась под руку Хайяо сего дыроколом, но тогда бы мне пришлось родиться японцем и мужиком, разве моглабы я жить с этим? мужики – подонки, и бабы не лучше, мне никогда не дарилицветов, кофе без кофеина такая же гадость, как и безалкогольное пиво, тыкогда-нибудь пробовал выучить язык глухонемых? неделю назад я познакомилась содним немцем, старый хрыч, торгует фильтрами для воды, так вот, я оказалась длянего недостаточно молодой, знаешь, как называются такие хрычи? –юнгэгеблибенемэн, «юношески выглядящие мужчины 70 лет», из пасти у него воняло,а я при этом оказалась недостаточно молодой, он спросил, нет ли у меня младшейсестры, он готов жениться на ней, а я для него слишком стара, и платье у меняслишком ханжеское, потому что, когда я сижу, не видно трусиков; ненавижу немцеви никак не могу добраться до сберкассы, чтобы заплатить за коммуналку, ненавижуджаз, весь этот джаз, только не говори мне, что так называется фильм, у менябессонница, и уже давно, но стоит мне заснуть, как я вижу себя старой средирисовых полей, причем здесь рисовые поля – непонятно, старость – худшее, чтоможет случиться, я так устала, милый, я так устала, в прошлом году сперла уАвгуст одну вещицу, Август клялась мне, что она приносит счастье, ее подарилАвгуст какой-то бутанец-экзот, кстати, Бутан – это где?., так вот, никакогосчастья мне эта вещица не принесла, пришлось ее выбросить, чтобы не раздражала,счастье – оставаться молодой и сверкать трусиками из-под мини, и чтобы ни однаблядь не указывала тебе, что делать, и не гнала интервьюировать лошадей изцирка Зингаро, ненавижу лошадей, придешь в какой-нибудь кабак, а там сидяттолстые бабы, ну знаешь, такие, каких вечно рисует Ботеро, а-а, ты и понятия неимеешь, кто такой Ботеро, и хрен с ним, ненавижу толстых баб, и Ботеро тожененавижу, это художник, неважно, я могла бы писать рассказы, я могла бы писатьроманы, я написала бы бестселлер о том, как стареет женщина, по абзацу накаждую морщину, по главе на каждый седой волос, по сноске на ороговение ногтей,но везет не мне, везет всяким ушлым сучкам типа Билли, стоит им тольконацарапать фразу «я взяла в рот» – и их тут же начинают на руках носить, а ихморды помещают не только на обложках, но и в разделе «фэн-шуй в вашем, блядь,доме», ненавижу фэн-шуй, эта мразь, наша с тобой начальница, предложила мневзяться за рубрику «Звезда раскрывает секреты», нет, ты только представь себе,я должна выслушивать откровения всех этих жертв подтяжек и липосакции, всю этубодягу, всю эту ботву, всю эту срань про их мужей, любовников, детей, собак,ремонт на даче, говорят, в Ирландии очень красиво, камни, маяки, острова, естьмного шикарных мест, но туда не попасть, есть много шикарных историй, но тудане попасть, все столики заняты, все мужчины заняты, я и в церковь не хожу,потому что бог вечно занят, мое единственное воспоминание о Тунисе – песок вботинках, ну да, да… я не была в Тунисе – тогда откуда песок? я способна сопереживатьлишь персонажам японских мультфильмов, мое единственное воспоминание об Испании– гипсовая мадонна в храме, она упала и раскололась на три части, и оттудавысыпались стручки фасоли, ну да, да… я не была в Испании, но мадонна все равнораскололась, как чашка, все так хрупко, милый, ненавижу бьющиеся предметы,любовь – это всего лишь слово из шести букв, ни в одном кроссворде его невстретишь, да и как его объяснить? то, чем ты хочешь обладать? то, что хочешьунести с собой? то, от чего легче всего отказаться? то, что потом вспоминаешь сненавистью? неплохо быть официантом, если ты герой мелодрамы, неплохо бытьмулатом среди голландцев, они так толерантны, они спят на ходу, их каналы также вонючи, как пасть юнгэгеблибенемэна, их телки страдают плоскостопием,половина страны курит траву, вторая половина играет в лотереи, лотереи – их ятоже ненавижу, барабан крутится, и из него выскакивает шарик с номером –мерзость какая, у меня треснула кожа на пятке, в одном месте, вот блядство! ярыдала… когда твой единственный союзник – твое тело, и оно тебя предает… нет,тебе этого не понять, милый, тебе не понять, японская кухня – для снобов,полинезийская – для тех, кто верит, что Атлантида существовала, мексиканская –для любителей втихаря подрочить на монету в cinco centavos шестьдесятчетвертого года, ненавижу национальные кухни, я вполне могла бы обойтись сокомиз шпината по рецепту Жака Деррида, а-а, ты и понятия не имеешь, кто такойДеррида, и хрен с ним, только он способен превратить мозги в сок из шпината,верить в теорию заговоров – последнее дело, кожа на пятке треснула, и ни одинкрем не помогает, мужикам легче, они могут трахаться и в носках, Деррида –сраный философ-интеллектуал, от таких одни неприятности, бабе легче: начнипользоваться эпилятором и уже прослывешь интеллектуалкои, мужикам эпиляторнужен лишь для подтверждения справедливости их постструктуралистских бредней,ненавижу интеллектуалов, да и сантехники не лучше, мое единственноевоспоминание об Англии… ну да, да, я была в Англии, даже ты не можешь этогоотрицать… вот черт, я ничего не помню об этой долбаной Англии… лучшее, что былосо мной в жизни, – это то, что я придумала себе и о себе, ты когда-нибудькончишь, милый?..