– Спокойной ночи. – Она тихонько прикрыла дверь своегономера.

Деннис ушел к себе и слышал сквозь тонкую стенку, как оначто-то ласковое, нежное говорит сыну по-русски, напевает колыбельную песенку, иребенок сонно, недовольно бормочет в ответ. Деннису стало жаль, что он непонимает ни слова.

* * *

Чем больше Авангард Цитрус думал, тем мучительней хотелосьему начать действовать. Голова его была устроена таким образом, что большедвух, ну максимум трех абстрактно-логических ходов сряду в ней не помещалось.Он был человеком действия, чувствовал себя комфортно и уверенно только в стихиибурных событий, когда становился центром внимания, и все вокруг кипело, и всем,буквально всем было до него дело.

Сидеть на тихой кухне, бороться с искушением выпить ещерюмку, курить до тошноты, варить себе кофе, расхаживать из угла в угол иразмышлять о том, что же с ним произошло и как теперь поступить, – это былоневыносимо. А тут, как назло, предательски молчал телефон. Товарищи по партииотдыхали после бурных юбилейных торжеств.

Цитрусу было тревожно и неуютно. Ему надо было срочнопривести в порядок самого себя, справиться с горькой путаницей, которая царилав голове. Интуиция подсказывала ему, что прошлым утром в его квартире с нимпроизошло нечто неприятное, нечто опасное и двусмысленное. Но он гнал прочь эторазрушительное чувство.

Картина странного происшествия с мнимой корреспонденткой,Карлом. Майнхоффом и конфетной фольгой постепенно прояснялась, наполняласьчеткими радостными красками.

Шутник Карл решил разыграть его, подурачиться, оттянутьсяпосле сложной, опасной операции. Он приехал в Москву, познакомился с девушкой,попросил позвонить Цитрусу, представиться корреспонденткой хорошего мужскогожурнала и узнать адрес Га-рика. Потом они втроем надрались до беспамятства. Адевушка случайно оказалась удивительно похожа на Ирину. Вполне нормально, чтопосле такого веселья никто ничего не помнит.

Кто-нибудь другой на месте Цитруса обязательно подумал бы, счего это вдруг Карлу Майнхоффу так приспичило развлечься именно в такойкомпании? Конечно, с Цитрусом они знакомы очень давно, но оба уже не молодыелюди, и сейчас отношения их носят чисто деловой характер. Что, Карлу Майнхоффув огромной Москве некуда больше пойти с красивой молодой блондинкой, кроме какв гости к Авангарду Цитрусу?

Озадачивали и другие мелочи, например, куда девалась посудапосле бурной пьянки? Красивая блондинка оказалась такой доброй исострадательной, что вычистила дом одинокого писателя после утренней гульбы,чтобы он не расстраивался, проснувшись в грязи? Но почему, перемыв посуду, онане догадалась вытряхнуть окурки из пепельницы? И почему пьянка эта происходилаутром, а не вечером? И куда потом подевались дорогие гости? Тихонько ушли,закрыв за собой дверь? Стало быть, они напились не так сильно, как он, и были всостоянии соображать? Тогда почему бросили его в тяжелом беспамятстве?

Но Цитрус не стал задавать себе этих глупых вопросов.Занудная вязкая логика противоречивых мелочей злила, раздражала. Когда онвертелся перед зеркалами в спальне наедине с самим собой, он рефлекторновыбирал наиболее выигрышные позы и ракурсы. Любую ситуацию он старалсяповернуть таким боком, чтобы выглядеть в ней как можно привлекательней, чтобыказаться самому себе и окружающим человеком значительным, ярким, единственным инезаменимым. В желании Карла Майнхоффа нагрянуть к нему домой с красивойблондинкой он не усматривал ничего странного.

Беспокоило другое. Почему соврал Азамат, будто Карла еще нетв Москве?

Сначала Цитрус рассудил так: Азамат его кинул. И с этим надочто-то делать. Нельзя позволить, чтобы об тебя вытирали ноги. Но, подумав ещенемного, рас-" судил иначе: хитрый кавказец ведет какую-то свою игру.Возможно, он скрывает факт появления Карла в Москве не только от Цитруса, но иот самого Подосинского.

Зачем? Ну, это и ежу понятно. Карл похитил профессора,который занимается разработками сверхмощного биологического оружия. Азаматрешил заполучить этого профессора вместе с секретом смертоносных бактерий и неотдавать Подосинскому такое ценное приобретение. Все просто и логично, как вкрепком американском боевике.

Теперь надо очень быстро и осторожно воспользоватьсяситуацией, в обход Азамата выйти, на Подосинского, сообщить ему о предательствекавказца, выступить в его глазах ценным и честным союзником.

Именно ради Геннадия Ильича Цитрус полгода назад свелдовольно близкое знакомство с противным кавказцем Азаматом. Он все ждал, что водин прекрасный день ему представится счастливая возможность познакомиться сГеннадием Ильичом, заинтересовать его своей яркой творческой индивидуальностью,и тогда всесильный меценат вложит настоящие деньги в рекламу его книг, пойдутмиллионные тиражи, потом начнут снимать фильмы по его романам, потом… О, потомбудет еще много всего приятного и интересного.

Не было рядом с ним никого, кто мог бы шепнуть на ухо:Гарик, ты уже большой мальчик. Так не бывает в жизни, чтобы явился добрыйсильный дядя и купил для тебя настоящую, прочную, надежную славу, любовьмногомиллионной прихотливой публики.

Сейчас, сидя в своей маленькой прокуренной кухне, он пришелк простой и радостной мысли, что настал наконец момент, когда можно выйти наПодосинского.

Конечно, были среди многочисленных приятелей Цитруса люди,лично знакомые с Геннадием Ильичом. Но шуточное ли дело – позвонить ипопросить: слушай, брат, сведи-ка меня с господином Подосинским, желательнопрямо сегодня.

Лихорадочно листая свою записную книжку, перебирая в головеимена. Цитрус остановил свой выбор на журналисте Петре Малькове.

Мальков был фигурой тихой, незаметной. Он сторонилсяскандалов, никогда не стремился к популярности. Слово «журналист» было золотымибуквами написано на его визитке, но журналистикой Петр Мальков никогда в жизнине занимался.

Он делал деньги на том, что помогал различным коммерческимструктурам вклиниться в информационное пространство, посредничал в созданиикосвенной рекламы, владел в совершенстве искусством знакомить бизнесменов снужными чиновниками, сводить, разводить, нейтрализовать, натравливать, мирить,ссорить. Но сам не ссорился никогда ни с кем. Он умудрялся сохранять теплыеприятельские отношения даже с теми, кто серьезно пострадал в результате егобурной посреднической деятельности.

Главной и единственной его страстью были деньги. Он успелзаработать на своей тихой беготне вполне приличный капиталец, но аппетитыпродолжали расти. Он ввязывался во все более сомнительные аферы, влип впару-тройку скверных историй, чудом остался жив, потом чуть не сел на скамьюподсудимых, на время совсем затих, исчез куда-то, но недавно всплыл опять. И непросто так, а уже под теплым крылом господина Подосинского.