Я лежал среди человеческих останков, высыпавшихся изразвалившегося старого гроба, под плитой из белого мрамора в алтаре боковогопридела храма; рядом, тесно прижавшись ко мне всем телом, по-прежнему крепкоспала Габриэль… И до меня медленно начало доходить, что в эти минуты над моейголовой сотни людей поют именно этот гимн.

В храме полно народа! И мы не сможем выбраться из проклятоймогилы до тех пор, пока все молящиеся не уйдут!

Я чувствовал, что вокруг меня в темноте копошатся какие-тосущества, ощущал запах разрушающегося скелета, на котором лежал. Чувствовалзапах земли, ее сырость и исходящий от нее жгучий холод.

Обнимавшие меня руки Габриэль походили на руки мертвеца, ана ее совершенно белом лице отсутствовало всякое выражение.

Я старался лежать неподвижно и ни о чем не думать.

Я слышал дыхание сотен, может быть, даже целой тысячи людейнаверху. Они запели следующий гимн.

Что там дальше? Литания и благодарственные молитвы? Мыслимои были мрачны как никогда. Именно этой ночью мне крайне необходимо быловыбраться отсюда как можно быстрее, и у меня совсем не было времени навоспоминания и мечты. Перед моими глазами вновь возник сюртук из красногобархата, а вместе с ним появилось странное беспокойство и меня пронзила остраяболь.

Неожиданно Габриэль открыла глаза. Конечно, в кромешной тьмея не мог этого видеть, но сразу же почувствовал, что она просыпается и тело еепостепенно оживает.

Не успев даже пошевелиться, она в тревоге застыла. Яприложил к ее губам руку.

– Лежи тихо, – шепнул я, чувствуя, что онанапряглась от ужаса.

Наверное, Габриэль вспомнились все кошмары прошедшей ночи, итеперь ей казалось, что она обречена вечно лежать в черной могиле рядом сполурассыпавшимся скелетом и никогда не сможет поднять закрывающую яму плиту.

– Мы в храме, – шепнул я. – И мы в безопасности.

Пение продолжалось. «Tantum ergo Sacramentum, Veneremurcernui…»

– Нет, там идет богослужение, – в ужасе выдохнулаона.

Она старалась лежать тихо, но это оказалось выше ее сил, имне пришлось крепко схватить ее за руки.

– Мы должны выбраться отсюда! – твердилаона. – Лестат, перед алтарем совершается святое причастие! Во имя Господа!

Деревянные обломки гроба скрипели и ударялись о камни, и мнепришлось навалиться на нее и своим телом крепко прижать к дну могилы.

– Ты слышала, что я сказал? Сейчас надо лежать тихо.Нам остается только ждать. У нас нет другого выбора.

Однако ее панический ужас начинал передаваться и мне. Ячувствовал, как под моими коленями с хрустом ломаются старые кости, обонялзапах тлена. Казалось, отвратительная вонь разложения проникает сквозь стенымогилы, и я знал, что не смогу долго выдержать это вынужденное затворничество.

– Мы не можем… – задыхаясь шептала она, – неможем здесь оставаться. Я должна выйти отсюда! – Она едва неплакала. – Лестат, я не могу!

Она стала ощупывать руками стены и плиту над головой, времяот времени вскрикивая от ужаса.

Песнопения наверху смолкли. Сейчас священник поднимется поступеням алтаря и возьмет в руки дароносицу, а потом обернется к пастве иблагословит всех присутствующих. Габриэль, конечно, тоже знала это. Ячувствовал, что она практически утратила способность мыслить здраво и моглалишь биться и извиваться подо мной, едва не сбрасывая меня в сторону.

– Ну хорошо, слушай, – не в силах большеудерживать ее, свистящим шепотом заговорил я. – Сейчас мы выйдем отсюда.Но сделаем это так, как и положено настоящим вампирам. Ты понимаешь меня? Вхраме около тысячи человек, и мы должны перепугать их до смерти. Я поднимуплиту, и мы появимся вместе. Но когда это произойдет, ты должна выглядеть какможно более ужасающе, хорошо бы еще и жутко орать при этом. Тогда, вместо тогочтобы наброситься на нас и потащить в тюрьму, они отпрянут и таким образомосвободят нам путь к выходу.

Не удостоив меня даже ответом, она продолжала биться,пятками кроша в труху старое дерево.

Я встал и мощным ударом обеих рук вытолкнул наверх мраморнуюплиту, а следом выскочил сам – именно так, как и собирался: с жутким выражениемлица и взметнувшимся над головой, словно крылья, плащом.

В ярком сиянии множества свечей я оказался как раз в томместе, где стоял хор, и постарался издать самый ужасающий крик, на какой толькооказался способен.

Сотни людей одновременно вскочили на ноги, и из сотен ртоввырвался единый вопль.

Издав еще один крик, я схватил за руку Габриэль и,перепрыгнув через ограждение престола, бросился вместе с ней прямо в толпу. Вто время как я тащил ее за собой по боковому приделу, она дико визжала, поднявнад головой руку, согнутую наподобие звериной лапы. Вокруг нас началасьстрашная паника – все, и мужчины и женщины, кричали, вопили, пятились, прижимаяк себе и стараясь укрыть детей.

Тяжелые двери сразу же распахнулись, и мы оказались насвежем воздухе, под черным, усыпанным звездами небом. Толкнув Габриэль вперед,я обернулся и издал еще один ужасный вопль. Толпа верующих, увидев мои поднятыевверх и протянутые к ним руки с длинными когтями, словно обезумела и в страхезастыла на месте. Опасаясь, что кто-то все же очнется и бросится следом занами, я вытащил из карманов полные пригоршни золотых монет и швырнул их намраморные плиты пола.

– Дьявол бросает деньги! – взвизгнул кто-то.

Мы помчались через церковное кладбище и начинавшееся за нимполе.

Не прошло и минуты, как мы уже оказались в густом лесу, и япочувствовал запах конюшни, доносящийся из-за деревьев, – там стоял чей-тобольшой дом.

Я замер, прислушался, от напряжения согнувшись почти вдвое,и ощутил присутствие лошадей. Мы помчались на глухой стук копыт о деревянныйнастил.

Перепрыгнув вместе с Габриэль через невысокое ограждение, ядернул дверь конюшни и сорвал ее с петель. Как раз в этот момент красавец меринсломал стенку своего стойла и вылетел нам навстречу. Мы вскочили на его спину –Габриэль устроилась впереди, а я обхватил ее сзади рукой и крепко прижал ксебе.

Всадив пятки в бока мерина, я направил его галопом через лесна юг, в сторону Парижа.

По пути я попытался составить хоть какой-то план действий,хотя совершенно не представлял себе, что следует делать дальше.