высокая трава, заросли каких-то растений типа камыша, которые не брал ни меч, ни топор — мы двигались совсем не так быстро, как предполагалось, и понемногу отставали от основных войск. Отец нервничал и подгонял, но толку от этого было мало. Все чаще приходилось слезать с коня и прорубать путь топором. Обычно мы с братьями делали это цепочкой — один рубил путь перед лошадьми, а остальные продирались сквозь заросли вперёд и рубили дорогу дальше. Перейдя в очередной раз вперёд, я раздвинул камышеподобную траву и обнаружил перед собой бера — да не обычного, а охотника на беров, то самое чудовище, которое вырастает из серых мозгоедов. Мне показалось, бер удивился не меньше моего.

На этот раз я решил отступить, громко предупреждая братьев. Наверное, это была ошибка. Чудовище решило, что я испугался и убегаю. Бер кинулся вперёд и мигом подмял меня под себя. Меня спасло только то, что он увидел работающего за мной Консанса и попытался свалить того ударом гигантской лапы. Консанс успел включить защиту, дальше я ничего не видел, так как на меня легло огромное брюхо зверя. Я попытался достать кинжал и воткнуть его в брюхо зверя поглубже. По-моему, зверь этого не заметил. Неожиданно туша куда-то умчалась. Я откатился в сторону, поднял глаза… И увидел демона, который водил в воздухе руками. Я сразу начал молиться. Демон со страшными ругательствами превратился в дым и исчез.

Судя по звукам, битва продолжалась где-то в стороне. Когда я нашёл своих, все мужчины отряда стояли вокруг зверя с отрубленной головой и задумчиво обозревали чудовище. Все сильно помятые, но вроде бы целые.

— Надо сжечь, — напомнил я.

— Не нуди, дай отдохнуть. Сам как, цел? — спросил отец.

Я опросил внутренние ощущения:

— Вроде да.

— Как же мы тебя вечером будем из лат доставать? Похоже, придётся по частям выковыривать, — пошутил отец.

Я опустил взгляд и обнаружил, что латы сильно помяты, особенно нагрудный пояс.

Вся компания весело засмеялась нехитрой шутке. Вот счастье-то, Пусю подколоть. Впрочем, всем нужна разрядка, так что пусть смеются.

А потом мы целый час пытались собрать траву для костра и поджечь. Трава гореть не хотела.

— Как думаешь, почему бесы ко мне прицепились? — спросил я двести пятую, обняв на ночь.

— Какие бесы? — заинтересовалась Ангела, обнимавшая меня с другой стороны.

Поскольку мы спали одетыми, сняв только верхнюю часть доспехов, никто не стал возражать, когда Ангела на первой же стоянке улеглась рядом со мной и Ва. Пришлось мне и её целовать на ночь.

— Не знаю. Я их никогда не видела. Вот о наших тёмных персоналиях слышала много, они даже на наших сестёр иногда нападали. Возможно, хотят уничтожить того, кто говорил с Радо и может сказать кочевникам что-то полезное.

— А кто такой Радо? — спросила Ангела.

Пришлось вкратце рассказать малышке о богах кочевников и о том, как я познакомился со странным бродягой.

Долго рассказывать не получилось, так как отец прикрикнул на нас, что отбой уже был и отдыхать — это приказ.

* * *

Колонна противника обнаружилась именно там, где ожидалась по донесениям разведчиков и ясновидящих. Мы обрушились на них ранним утром, когда воины ещё не облачались в доспехи. Если посчитать количество воинов, то их было, наверное, не меньше, чем нас. Большинство из них были пехотинцами.

Битвы не получилось, получилось избиение. Большинство воинов просто сразу сдались. Тех немногих воинов, которые успели надеть доспехи и построиться в коробчоки, расстреляли из катапульт.

Мы с Ва, Ангелой и гадюками торчали во второй линии, оказывали помощь раненым, так что всего избиения не видели. Раненых было немного, но всё-таки были. Нам хватило.

Ближе к вечеру прибыл посыльный от генерала, сказал, что среди пленных обнаружили какую-то жрицу. Ва приглашали посмотреть.

Мы вскочили в сёдла и поехали. Жрица обнаружилась среди длинных рядов пленных, сидевших на земле со связанными руками. У неё на голове тоже была треугольная шапочка, похожая на шапочку Ва, но эта шапочка очень сильно отличалась. Да и вся одежда у неё сильно отличалась. Она была предназначена скорее для того, чтобы подчёркивать женские прелести, чем скрывать.

При взгляде на эту пышную полураздетую деваху во мне возникли очень сильные противоречивые ощущения. С одной стороны, хотелось кинуться на неё, как на жирную землю, чтобы осеменять, осеменять, и осеменять. С другой стороны, хотелось бежать от неё, завывая от ужаса и от того, насколько грязные и животные глубины она поднимает в твоей душе.

— Расстрелять из луков, стрелы из тела не доставать, дать прогореть вместе с телом, наконечники достать только через пять минут, — сказала Ва графу ага Аркнейн, на которого генерал свалил все дела с пленными. Потом Ва осмотрела соседних кочевников и начала указывать: — А ещё так же расстрелять и сжечь вот этого, этого, этого и этого. Этих троих в каратин, они не так больны, их ещё можно вылечить.

Пока Ва с графом ехали вдоль ряда пленных, неведомая жрица мне подмигнула:

— Я люблю удовлетворять мужчин. Если хочешь, стану твоей рабыней. Не пожалеешь.

Соседние кочевники захихикали:

— Да, эта умеет. Не пожалеешь, красавчик.

— От тебя за сто шагов несёт пороком духа. Вот ещё с грязью мне связываться очень хотелось…

Наши благородные, стоявшие в охранении, весело заржали. И чего они так ржут? Ва с графом вернулись.

— Мы обычно не расстреливаем пленных. Тем более таких, которые сдались сами, добровольно перешли на нашу сторону, — говорил граф.

Ва развернулась и осмотрела наших солдат:

— А ещё расстрелять и сжечь вот этого и вот этого. Нечего было трахать жрицу Родиты. Их набирают среди тех девочек, которых ещё в детстве продали в платные женщины. Кто не распался морально к пятнадцати годам, тех делают жрицами Родиты, учат петь и танцевать, а также художественно удовлетворять мужчин. Родита — богиня зачатия и удовольствий. В её честь положено заниматься любовью со всеми… с полями, растениями, животными и любыми людьми. Глупые кочевники считают за счастье поиметь такую жрицу. Только они уже к четырнадцати больны всеми половыми заболеваниями, которые только существуют. Если не грохните указанных людей, у вас эти болезни по всему лагерю пойдут. А некоторые из них очень злые. За полгода у вас нос провалится, а затем и сердце в студень превратится.

— А лекарство?

— Нет. Можно было бы не расстреливать своих, если была бы уверенность в том, что они ни с кем целоваться и заниматься любовью не будут. Но это невозможно, от этой болезни очень сильно хочется трахаться.

Граф распорядился привести