У меня падает сердце.

– Какой ужас! Вы до сих пор к нему неравнодушны? – Разговор с ней дает мне время собраться с мыслями.

– Иногда я думаю, что совершила ошибку. – Она грустно улыбается. – С другой стороны, если бы мы с ним были созданы друг для друга, то он не женился бы на ней и мы каким-то образом сошлись бы. Глупо, да, верить в судьбу?

– Вовсе нет. – Я рассказываю ей о встрече Джека и Елены, об ошибке со свиданием вслепую, о том, как он оказался Ромео в спектакле, где она играла Джульетту. – Есть древняя китайская мудрость: если двое предназначены друг для друга, то их пути все равно будут пересекаться, сколько бы на это ни потребовалось времени. Они верят, что такие пары связаны невидимой красной нитью. Нить может путаться, на ней могут запутываться узлы, но она не рвется.

Она вздыхает.

– Звучит очень романтично. Наверное, между нами не было нити. Если вы отправитесь в ЦЕРН, ваша с Девоном нить порвется?

– Не знаю, – шепчу я обреченно.

Она неуверенно смотрит на меня, потом кивает, прощается и уходит. Я с пересохшим горлом смотрю, как она уезжает.

В дверях появляется Девон.

– Куда ты запропастилась? Все хорошо?

Я вздрагиваю и вздыхаю, наши пальцы сплетаются. Я трепещу всем телом. Для меня невозможно с ним расстаться.

– Она критиковала твою книгу?

– Вот уж нет, – машу я рукой. – Она не д-р Блентон.

– Хорошо. – Он улыбается. – Почему тогда у тебя такой вид, будто ты наступила на Синди и на весь ее выводок?

Как ему ответить?

– Дев, я…

– В чем дело, детка?

Во рту у меня ком из слов, которые невозможно произнести, приходится их проглотить.

– Я хочу домой. – Это чистая правда.

Он встает, поддерживает меня, гладит по спине. Я прижимаюсь к нему.

– Я тоже, – шепчет он и целует меня в шею. Я прижимаюсь к нему еще сильнее, мне необходима его сила.

У меня разрывается сердце. Телу уже недостает его тела, я уже представляю одинокие ночи, когда я не буду чувствовать его ногу, закинутую на мою, его руку, обнимающую меня, когда мы лежим под звездами.

Вместе мы сможем с этим справиться. Сможем!

Мне просто надо ему признаться.

Я собиралась признаться по дороге домой, серьезно собиралась, снова и снова мысленно повторяла: Девон, наконец-то стала осуществимой моя мечта о ЦЕРН. Ты меня подождешь?

Престон не возражал против ЦЕРН, вернее, он не верил, что я туда отправлюсь; не исключено, что он замышлял вовсю изменять мне в мое отсутствие.

За последние полтора года я наделала столько ошибок – выбрала не того консультанта, отбила у сестры Престона; теперь мой лимит грубых ошибок исчерпан, тем более когда речь идет о моем будущем. Пора включить голову и определить, что важнее всего, не озираясь на свои чувства. Я не знаю, что ждет нас с Девоном. Да и откуда мне это знать? Он ничего не говорит, а спрашивать еще рано.

Ты же знаешь слова, которые он не произносит, – напоминает мне внутренний голос.

Я должна ему сказать.

Но я молчу, мое отчаяние превращается в колючий побег, все больнее обвивающий мне горло. Он останавливает «Мазерати» у дверей «Брентона». Пока мы пересекаем вестибюль и заходим в лифт, я боюсь, что сердце выскочит у меня из груди. Мне кажется, что моя неуверенность видна даже привратнику, она прописана заглавными буквами у меня в голове: это сомнение в нашем статусе как прочной пары, страх, что он меня бросит: устоит ли такой роскошный мужчина перед ежедневными соблазнами? Красотки преследуют Девона, целуют его, суют ему ключи от своих гостиничных номеров. Что, если всего одного дня без меня окажется достаточно, чтобы он проявил слабость? И тогда наша красная нить навсегда порвется.

Прекрати, Жизель. Немедленно прекрати.

Я ничего ему не говорю, пока он смотрит фильм. Ничего не говорю, пока он меняет брюки на клетчатые пижамные штаны, расхаживает по пентхаусу с голым торсом, разогревает в духовке замороженное печенье и при этом вопросительно смотрит на меня. Через час мне на телефон приходит сообщение, и я бегу в ванную, чтобы его прочесть.

Я хватаюсь за раковину и ловлю ртом воздух. Это реальность; это происходит, Сьюзен не шутит. Я плещу себе в лицо холодной водой и ложусь животом на край раковины; от чувств, название которых мне неведомо, от ядовитой смеси страха и ужаса у меня кружится голова. Разве осуществление мечты может делать несчастной? Нет, это невозможно! Все дело в том, что ты скрываешь это от него; скажи, он поймет, обнимет тебя и скажет, что все будет хорошо. Какая ложь!

Выйдя из ванной, я вижу, что Девон ждет, развалившись в кожаном кресле. Взгляд у него сумрачный, голос хриплый.

– Ты голая.

– Знаю.

Я иду к нему на нетвердых ногах и глажу вздутие у него в штанах. Он изгибается, громко стонет. Я раздеваю его, торопливо, жестко беру в рот его член, играю языком с кончиком, обнажаю головку, мои движения безжалостны. Он врывается в меня, схватив за волосы, мне больно, но я приветствую боль, она способствует острому возбуждению.

– Жизель, детка, ты какая-то не такая… что-то не так…

Он усаживает меня на себя, ищет мой взгляд, я близка к слезам, в горле нарастает ком. Я закрываю глаза и мстительно целую его, не давая задать вопрос, боясь, что Девон потребует признаться, что меня гложет. Его губы терзают мои, мы ищем и находим новые углы слияния, так неистово мы еще не целовались, я терзаю его язык, еще немного, и откушу. Вся я, от макушки до пальцев ног, сейчас во власти свирепого желания. Он приподнимает меня за ягодицы, я обвиваю его ногами.

– Не переставай меня целовать. Никогда! – выдыхаю я ему в рот. – Я так тебя хочу! Все тело ноет. Рассудок болен тобой. Я не могу, никогда не смогу тобой насытиться. – Я не узнаю собственный голос, мой рот елозит по его щекам, носу, уголкам рта. – Пожалуйста, пожалуйста, люби меня…

Воздух вокруг нас густеет, слипается в комки. Его пальцы так вонзаются мне в ягодицы, что там наверняка будут синяки, я вижу в его глазах отражение своих глаз, своих страхов. Он хочет задать вопрос, но задыхается, и незаданный вопрос виснет на кончике его языка, он целует меня с электрической проницательностью, чувствуя мои нужды, мои потребности. Вот он прислоняет меня к стене. Его член не ждет, он с силой влетает в липкое ждущее отверстие, пронзает меня насквозь, выходит, снова влетает. Мне остается только виснуть на нем, вцепившись ему в плечи. Это одновременно изнасилование и полное восторга отправление религиозного культа. Он овладевает мной, выпивает меня досуха. Я кричу, нет, ору, рву ему волосы, выгрызаю язык, не отпускаю, молю забрать меня всю и навсегда, даже если я унесусь вдаль… Я облепляю его и бурно кончаю. Все мое лицо залито слезами, он жадно слизывает их языком. Мы оказываемся на полу, и он опять входит в меня, берет жадно и страстно, при этом смотрит прямо в глаза, и я больше не вижу вопроса, осталась только неистовая воля все исправить. Он вскрывает и перемалывает меня, пока я не раскрываюсь, как перезревший цветок, и не выкрикиваю его имя, не прошу еще и еще. Девон ставит меня на колени и исследует всю своим раскаленным языком, сжимая мне ягодицы. И снова дикие толчки, теперь это грязный секс, его мотор – желание кульминации. Мы дружно стонем, стон переходит в рык, от наших звучных шлепков друг о друга качается мебель, по моим ногам течет влага. Он с ревом извергается, но это все еще не конец, он продолжает поливать меня внутри и снаружи, а мне подавай еще и еще.