Ханна берет меня за руку и ласково на меня смотрит. Я не сопротивляюсь, мне любопытно, куда это зайдет.

– Я приехала на уик-энд, – говорит она с явным намеком. Жена решила побеситься, оставив мужа дома.

Появлялись ли у меня когда-нибудь мысли о том, что она может вдруг появиться? Возможно. Но думал ли я, что почувствую такое отчуждение, как бы она ни старалась загладить теперь свое предательство? Нет.

Я ничего не чувствую, разве что… сожаление, что из-за своих шрамов долго удерживал на расстоянии Жизель.

Вот кто никуда не уйдет. Потому что она настоящая.

– Извини, – нехотя тяну я, высвобождая руку и немного отодвигаясь. – Вряд ли правильно ужинать с тобой, когда дома меня ждет красивая девушка. – Я убираю руки в карманы брюк. – Интересно было с тобой увидеться. Желаю тебе приятно провести время. Скажи мужу… Кстати, как его зовут?

– Эдвард.

– Ага. Передай Эдварду привет. – Я отворачиваюсь, потом оглядываюсь. – Все напитки – за счет заведения. Ни в чем себе не отказывай. – Я машу ей рукой и ухожу.

Вижу в зеркале за баром, как Селена делает победный жест кулаком. Эйден сидит сконфуженный, Ханна обиженно хмурится.

Она мне безразлична.

Ни малейшей искры.

В целом свете есть один-единственный человек, владеющий моим сердцем.

* * *

Я возвращаюсь в пентхаус и зову Жизель. Ответа нет. Я рыщу по всем комнатам, но всюду пусто. В гостиной красуется стеклянная витрина с моими школьными фотографиями на кокетливой футбольной газете, с моим именем, выведенным золотыми буквами. Я с улыбкой перехожу к другой витрине с трофеями чемпионата страны, который она смотрела, когда я еще не знал о ее существовании. Здесь же наши с Джеком и Лоренсом старые фотографии, украшенные ленточками. В кухне осталось недоделанное панно с ее и моим именами на розовом сердце, с нашей фотографией на свадьбе у Елены, с пластмассовым паучком, серебряной акулой, фотографией «Мазерати» и синими бабочками.

Я блаженно улыбаюсь.

– Детка, ты даришь мне такое счастье…

Переодевшись в штаны для бега и футболку, я опять шлю ей сообщение и слышу, как оно приходит на телефон, лежащий рядом с ее ноутбуком. Я беру его и случайно задеваю на ноутбуке клавишу пробела. В ноутбуке открывается ее почта. Тема появившегося письма – «срочный заказ паспорта». В душу мне вползает червь сомнения. Зачем ей понадобился паспорт, да еще срочно?

Что, если… Нет, не может быть. Никуда Жизель не уедет. А если соберется, то первым делом предупредит меня.

Тем не менее сомнение остается, его усугубляет встреча с Ханной, меня мучают подозрения одно другого хуже.

В последнее время Жизель стала странной.

Страх, заползший мне в живот, твердеет и превращается в бетон. С отчаянно бьющимся сердцем я отскакиваю от компьютера и ерошу себе волосы. В ушах барабанный рокот, кровь в жилах бежит, как бешеная.

Что это? Нет, нет…

Охваченный трепетом, ловя ртом воздух, я снова нагибаюсь к ноутбуку, прикасаюсь к нему. Просто чтобы убедиться, потому что это не может быть правдой, не может! Страх нарастает, как кирпичная стена, в голове уже вырос целый небоскреб. Я нахожу в ее почте письмо от д-ра Бенсон и читаю первые строчки…

– Что ты делаешь? – спрашивает Жизель, входя. Она вся раскраснелась после бега, волосы завязаны в хвост, на ней легинсы и синяя спортивная майка, в одной руке пачка конвертов.

– Я вышла пробежаться и заодно забрала внизу почту. – Она прерывисто дышит и удивленно расширяет глаза, когда я закрываю экран ее ноутбука.

– Получила?

Она недоуменно мотает головой.

– Ты о чем?

– О твоем паспорте, – цежу я, указывая кивком на конверты. – Случайно увидел письмо в твоем компьютере.

– Нет. – Она с трудом глотает, ресницы дрожат. – Еще не пришел. Девон…

– Перестань. – Я с хриплым смехом выставляю перед собой ладони, чтобы не позволить ей подойти и потянуться ко мне. – Не трогай меня. Ты обратилась за паспортом в понедельник. Ты уже несколько дней сама не своя. Собралась в ЦЕРН? Не отрицай, я видел письмо. Когда ты хотела сообщить об этом мне? – Я невольно перехожу на крик, она ежится и обхватывает себя руками.

– Проклятие! – Я убегаю из кухни, подальше от нее. Кружу по гостиной, едва ли не рву на себе волосы. Поднимаю глаза на нее. – Когда ты уезжаешь? Это надолго?

– Через шестнадцать дней. – Она задыхается, ее слова трудно разобрать. – На год. Может, дольше. – В синих глазах стоят слезы.

– Несколько лет?! – Я тру переносицу.

У нее вздымается грудь, она медленно кивает, на лице написан страх.

– Может быть. Я… Я не знала, как тебе об этом сказать. – Она закрывает ладонями глаза, потом роняет руки. – Сто раз собиралась, но так и не смогла.

Не смогла она!

Между прочим, речь о важнейшем решении, касающемся нас обоих.

Что это, поворотный момент в наших отношениях?

Дни, недели, месяцы, годы я не смогу ее обнимать.

Наши глаза встречаются – это распахнутые окна в наши души.

– Я люблю тебя, Жизель. Люблю, черт возьми! А ты… – У меня сами собой скрючиваются пальцы, я трясу головой. У нее блестят глаза, по щеке ползет слеза.

– Я тоже люблю тебя, – шепчет она.

Нет, не любит. Не любит.

Я для нее – пустое место, кочка на пути в Швейцарию, бесполезная помеха.

Разве я недостаточно на все это насмотрелся, чтобы больше не сомневаться?

Они появляются и исчезают.

Одно и то же снова и снова.

– Я вернусь на несколько дней в Рождество и еще на две недели летом, – лепечет она.

Меня разбирает смех.

– У меня как раз будет матч в Лос-Анджелесе. Счастливого Рождества!

Ее передергивает.

– Мы сможем общаться на расстоянии, Дев. Разговаривать онлайн, летать друг к другу. Потом я вернусь, и получится, что я вообще не уезжала. – У нее сбивается дыхание, морщится лицо, в глазах страх. Даже она знает, что все это неправда.

Годы. Годы.

Она медленно убивает меня, режет на куски.

– Не надо, – говорю я тихо. – Нельзя остановить часы. Нельзя ожидать, что все будет по-прежнему, когда ты решишь вернуться.

Все еще не веря в происходящее, я падаю на диван, горблюсь, пытаюсь совладать с чувствами, взять себя в руки. Целых пять дней каждый раз, когда мы целовались, когда занимались любовью, она мне лгала. Она знала, что близится конец. Я сжимаю зубы. Я беспокоился, считая, что с ней что-то не так, боясь, что это я виноват в ее странном поведении.