Choo» в стиле большого джаз-бэнда. Слышны крики одобрения от утонченных гостей, и через пару минут лужайка превращается в импровизированный танцпол.

Розовый рассвет Древнего Египта далеко-далеко. Был ли он настоящим?

Мои родители? Действительно они?

– Подозреваю, ты не потанцуешь? – Сэм говорит тихо, но шутливо.

– Ох, нет. – Я бросаю на него взгляд. – Прошу прощения, я не… я не умею танцевать, да мне и не хочется сейчас.

К столу с едой подходит пара: тучный мужчина в пиджаке, жилете со стоячим воротничком и длинными усами на лице и женщина помоложе, одетая в пастельные цвета. Она тянет его за руку и смеется. Мужчина качает головой и берет в руки тарелку.

– Разумеется. – Сэм опускает руки. – Я просто хотел тебя развеселить.

Женщина у стола умоляет:

– Д., ну пожалуйста, ты никогда не танцуешь со мной!

Ее спутник сосредоточен на еде.

– Прости, милая, ты знаешь, что у меня две левые ноги, я не буду позориться почем зря.

Я наклоняюсь, привлекая их внимание.

– С. с вами потанцует.

Она смотрит на меня, потом на Сэма, глаза загораются.

– Правда?

– Я… – Сэм бросает на меня укоризненный взгляд.

– Иди потанцуй. – Я показываю на вечеринку. – Я в порядке.

Если честно, я не в порядке, но мне нужно переварить случившееся и все, что я узнала.

Мужчина обходит стол с тарелкой в руках, кивая Сэму.

– С удовольствием составлю компанию вашей леди, пока вы меня выручаете.

Я натянуто улыбаюсь.

Сэм вздыхает и встает, женщина радостно вскрикивает.

Мой новый сосед устраивается рядом и принимается уплетать фруктовые тарталетки.

– Меня зовут Д., – представляется он между кусочками вишни с сыром.

– К. Рада знакомству.

– О… К.? Девочка Э., получается?

Вопрос звучит как пощечина. И так было сложно ответить, учитывая, что я звала ее «Ба», хотя она моя приемная мать. Но сейчас?

Я киваю, рассматривая танцоров. Сэм крутит свою партнершу в танце, похожем на свинг. Я бы так не смогла.

– М. как-то подписывала книги у Э. в магазине.

Я стараюсь выпрямиться, приглядеться к женщине, танцующей с Сэмом.

– Да? Я не знала, что у нас устраивали автограф-сессии писательницы.

– Ой, не удивительно. То есть… – Он наклоняется и говорит тихо: – Она не очень известный автор. Просто была местной знаменитостью какое-то время.

Мне сказать, что я думала, что здесь все великие? Не могу себя винить, ведь до этого я встречала звезд вроде Т. С. Элиота, Чарльза Диккенса…

– Ч.! Он… вернулся? – вдруг вопрошаю я.

Как мне объяснить?

– Кто?

– Автор. Эбенезер Скрудж? Дэвид Копперфильд?

Дежавю – так же я объясняла Диккенса своим Писателям будущего.

– Ах, ну конечно. – Д. машет вилкой в направлении танцоров. – Я видел его вон там, он говорил с Р.

Я закрываю глаза. Одной проблемой меньше.

А как же Сад? Я протягиваю руку к ближайшему кустарнику – японскому пиерису. Глянцевые листья отражают свет фонарей над столом в здоровой изумрудной глубине.

Я не уверена, что помогло: путешествие в Древний Египет или то, что я осмелилась принести историю, но, кажется, я восстановила жизнь в Саду.

Теперь осталось восстановить свою жизнь.

Я выполнила все условия. Пошла дальше. Приняла свое призвание. Но я вернулась, не имея ни малейшего понятия, как спасти Книжный, и я не уверена, что смогу жить дальше, зная, что случилось с моими родителями.

– Такой милый магазинчик, как сейчас помню. – Д. снова ест, переходя к тарталетке с голубикой.

Я пытаюсь выудить из своего словарного запаса подходящее определение для этого человека, но в голове пусто. Да и вообще, почему я постоянно пытаюсь контролировать людей ярлыками?

– Да. Да, очень милый. – Пока что. Пока его не съело чудовище Блэкбёрна.

– Фасад в стиле бозар. Очень изящные пропорции.

– Бо?..

– Бозар. От французского Beaux-Art, «изящное искусство». – Он улыбается. – Простите, пожалуйста. Архитекторы постоянно забывают, что не все так же хорошо разбираются в стилях, как мы.

– Вы архитектор?

– Виновен.

Пока что я встречала в Саду писателей, художников, скульпторов и музыкантов. Пожалуй, Ван Гог был прав и я слишком узко понимаю творчество.

Мне всегда нравился фасад Книжной лавки, вдохновленный греческими и римскими зданиями. Я знала, что когда-то он был частью большого комплекса, еще до того, как туда заехал театр. Нужно почитать про бозар, когда буду дома.

При мыслях о доме усталость растекается по рукам и ногам. Веки тяжелеют, рукой стараюсь скрыть зевоту.

Д. смеется.

– Кажется, вы устали за сегодня, девочка моя.

– Пожалуй. Был долгий день.

– Хм-м. Зашли дальше?

– Что? – Я подскакиваю.

Он машет вилкой мне в лицо.

– Выражение у вас такое. Как будто вы зашли дальше и смогли вернуться.

Приоткрыв рот, я пытаюсь найти подходящие слова.

– Все… Все заходят дальше?

– Конечно. Так или иначе. Мы все должны понять.

Понятно.

– К счастью, мы возвращаемся Сюда. – Он кивает в сторону вечеринки. – Иногда мне кажется, что окружить себя творческими единомышленниками – единственный способ справиться со страхом, пережить разочарование.

Я рассматриваю гостей вечера и думаю о Джуди Гарланд, о том, как опасно оставаться в одиночестве.

Сэм и М. бьют ногами, зеркально повторяя движения друг друга, смеются от музыки и от радости быть частью общего танца.

Мы с Д. молча наблюдаем, как вдруг к нам присоединяется кто-то еще. Д. уступает место, и рядом со мной присаживается Садовник.

Д. без слов уходит, как будто встреча была спланирована заранее.

И снова я чувствую, что не могу угадать ничего про этого человека – у него нет даже инициала.

– Могли бы предупредить, – говорю я мягко, но не без горечи.

– Я так и сделал.

Я вздыхаю.

– Это и есть тот самый риск, о котором вы говорили, после того как я наберусь смелости принести подарок?

– В мире много некрасивого. – Его внимание обращено на танцоров и музыку, в противовес его словам.

Дотрагиваюсь до шеи.

– Мне ли не знать.

Он молчит немного, затем качает головой.

– Я говорю не о насилии, хотя в том числе и о нем. Я говорю о противоположности Красоты, о ее противнике. Я говорю о зле. О принятии некрасивого как нормы и об отчаянии, рождающемся в результате.

– Боюсь, я ничего не сделала ради победы над злом. – Я отваживаюсь взглянуть на него.

Он смотрит на свои изношенные тяжелой работой руки, но улыбается.

– Ты сделала все.

– Как? Что именно?

– Твои истории, девочка моя. Все истории… – Он широким жестом показывает на гостей. – Когда вы рассказываете истории, слова искрятся магией, горят огнем. Они творят миры, становятся плотью. Ты борешься со злом, рассказывая ему его место, загоняя его в безрадостную, бессловесную темноту.

– Но… Она мертва. Я не справилась.

– И ты