Полная негодования, я ринулась к портье. Послепятнадцатиминутного скандала администратор гостиницы и старшая горничнаядвинулись в номер. Постояв несколько минут в молчании, администратор задумчивопроизнес:

– А вы уверены, что это сделали нашислужащие?

– А вы думаете, что я сошла с ума исначала испортила все вещи, а потом принялась за подушки? И потом, я весь деньпровела в полицейском управлении, даже не была на пляже. Кстати, представляете,какой переполох поднимется, если мы расскажем об убийстве?

Администратор стал белее обезжиренного кефира.

– Мадам, умоляю, никому ни слова. Сейчасже все уберем. Вас отвезут в торговый центр и…

В этот момент ворвались Денис и Маня.

– У нас в номере… – начал Денис иостановился.

– У нас тоже, – протянула Маня.

Служащие понеслись в Оксанин номер, я за ними.Там была та же картина.

Понятно, что обедать отправились в мрачномнастроении. Наш стол поражал красотой. В центре красовалась бутылка "ДомПериньон", рядом восседала ледяная русалка, под ней уютно устроился салат.Отдыхающие с интересом поглядывали в нашу сторону. Управляющий явно подлизывался,надеясь на молчание.

– Ну и роскошь, – процедил Дима, –представляете, захожу в номер, а там…

– Погром в Жмеринке, – докончил Денька.

– А ты откуда знаешь? – подозрительноприщурился Дима.

Мы все захохотали. Несмотря на обилиеделикатесов, обед прошел мрачно.

Чуть позднее нас на автобусе отвезли вторговый центр. Служащий гостиницы без конца повторял, что все покупки оплатитотель. В результате мы накупили кучу нужных и ненужных вещей, а Деня с Марусейухватили трехметрового надувного крокодила.

Следующие две недели пролетели безоблачнотолько для Дени и Мани. Мы же с Оксанкой нетерпеливо ждали конца путешествия.Но все когда-нибудь заканчивается, завершился и отдых. Утром начали складыватьсумки.

– Мам, – спросила Маша, – сколькофлаконов "Амбрэ Солэр" ты купила?

– Один, а что?

– А теперь их два, причем один совсемполный.

– Наверное, это Оксанин.

Неленивая Маруська понеслась в соседниеапартаменты. Вернулась она вместе с Оксаной.

– Мой "Амбрэ Солэр" на месте, яего почти весь вымазала.

Мы уставились на лишний флакон.

– Наверное, утащили чужой на пляже, –сказала Оксана, – ну и что теперь делать?

– А ничего, – сказала Маня, – взять себе,нет, лучше отдать Оксане. Дениска поедет в августе в Болгарию, вот и будетмазаться. Флакон перекочевал в Оксанин карман.

Париж встретил холодной ветреной погодой. Ивприветливо махал рукой.

– А где Наташка?

– Мадам уехала в Сен-Тропез, пробудет тамнесколько недель.

– Дома все в порядке?

– Собаки здоровы, слуги тоже, Луиприготовил ужин. Как отдохнули?

Мы заверили Ива, что провели время потрясающе.

В гостях хорошо, а дома лучше. Эту ходульнуюистину я повторяла все время, пока распаковывала чемодан. Пришел черед ипляжной сумки. За две недели в Тунисе так ни разу и не разобрали ее до конца.Что-то вытаскивали, что-то засовывали… Наконец, добралась до пластиковогодонышка и там обнаружила какой-то продолговатый предмет. Вытащила его и сизумлением уставилась на свой трофей. Большой золотой портсигар! На крышкевыложены брильянтами инициалы Р. К. На оборотной стороне гравировка –"Единственному Франциску от Каролины". Вот это да! Это вам не флаконс "Амбрэ Солэр", а очень дорогая вещь, скорее всего от Картье илиТиффани… И как она ко мне попала? Где я ее украла?

Поразмыслив, я сообразила, что к чему. Убитогомужчину звали Франциск Роуэн. Очевидно, когда мы впопыхах собирали свою сумку,то случайно прихватили его портсигар, или он сам уронил его в нашу сумку, или яне знаю, как это получилось, но портсигар здесь. И его надо вернутьродственникам, вещь очень дорогая.

Спустя неделю Оксана, Дениска и Дима улетели вМоскву. Проводив их, я порулила к первой попавшейся телефонной будке и сталарыться в справочнике. Франциск Роуэн оказался один, и адрес подходил дляобладателя золотого портсигара.

Улица тихая, только частные дома, стоящиедалеко от въездных ворот. Ни магазинов, ни закусочных, ни парикмахерских. Запродуктами ездят экономки, а парикмахер приходит на дом. Дом Роуэнарасполагался в самом конце, в воротах виднелся домофон. Я нажала кнопку:

– Кто там? – прокаркал динамик.

– Мне необходимо передать мадам Роуэнпосылку.

Нельзя сказать, что я покривила душой. Ведьпортсигар тоже можно принять за посылку.

Калитка открылась. По дорожке, где по обеимсторонам были посажены огурцы, я прошествовала к особняку. Ну и чудак же былэтот Роуэн, впервые вижу, чтобы подъездную дорожку украшали огурцами.

В дверях стояла девушка. Невысокого роста,щупленькая, настоящая "рюмочная болонка". Ни дорогой костюм, ниантикварный перстень на пальце не спасали положения. Лицо бесцветное, глазаблеклые, волосы жидкие и какие-то сальные. Вдобавок уши, с целым состоянием вмочках, непропорционально велики. Мне показалось, что она одолжила их у тучногомужчины.

– Я Луиза Роуэн, – проговорила уродканеожиданно красивым, грудным голосом. – Давайте посылку!

– Вы жена Франциска Роуэна?

– Нет, дочь.

– Мне хочется поговорить с самой мадамРоуэн, видите ли, я случайно стала свидетельницей смерти вашего отца.

Луиза немного поколебалась, потом как-тонерешительно протянула:

– Мама очень плохо себя чувствует, нопройдите в дом, может, она спустится.

Девушка посторонилась, и я вошла в холл,заставленный диванами и креслами образца шестидесятых годов. Потертая обивка ивылезающий кое-где поролон явственно свидетельствовали о том, что мебель ниразу не перетягивали. Тут и там на специальных подставочках стояли цветочныегоршки. Я пригляделась повнимательней, мне показалось, что в них растут укроп ипетрушка.