Легла спать я поздно и полночи крутилась впостели, думая о всякой ерунде. Не люблю оставаться одна в доме. Наташкаотдыхала в Сен-Тропез, Оля с Аркадием укатили на озеро Лох-Несс, любоваться навсемирно известное чудовище, а Маню позвали в гости родители ее лицейскойподруги. В трехэтажном особняке остались Софи, Луи и я, не считая кошек, собаки приходящей прислуги.

Поэтому, когда в 5 утра зазвонил телефон, японяла, что про меня вспомнили неприятности. Интересно, кто рвется приехать комне на этот раз?

Но это была Оксана. Голос ее, прорывавшийсясквозь города и страны, звучал как-то странно, напряженно и грустно.

– Дашка, у меня несчастье.

– Что случилось? – перепугалась я.

– Денис попал в сизо №2

– Куда?

– В сизо № 2, или Бутырскую тюрьму.

– Не вешай трубку! – заорала я не своимголосом. – Сегодня же прилечу в Москву, не предпринимай никаких действий,наймем лучшего адвоката, ни о чем не волнуйся.

Но в трубке уже раздавались короткие гудки. Ядернула звонок. Появилась Софи в халате. Изумленно поглядела на меня:

– Что случилось, мадам?

– Срочно вылетаю в Москву, первым жерейсом, на который успею. Когда вернусь, не знаю, предупреди домашних ипроследи, чтобы все было в порядке. А сейчас еду в банк…

– Мадам, – перебила меня невозмутимая,как всегда, Софи, – сейчас половина шестого утра, и банки еще закрыты, а вот ваэропорт можно позвонить, там дают справки круглосуточно.

Я схватилась за телефон. Милый голос сообщил,что буду в Москве в 2 часа дня, если успею на транзитный самолет из Лондона.Заказав билет и немного успокоившись, стала собираться.

Москва встретила меня проливным дождем. Нупочему это в родимом Отечестве всегда плохая погода и очереди? Разве нельзяоткрыть все стойки паспортного контроля, чтобы прилетевшие не стояли в жуткойдухоте к одному пограничнику, и что мешает купить побольше тележек для багажа.Кстати, только в России они платные, даже в супербедном Тунисе ими можнопользоваться просто так.

Оксаны дома не было. Но ключ, как обычно, лежалпод ковриком. Я открыла дверь. Рейчал, стаффордширская терьерица, бросилась комне с визгом, из кухни выскочили два скотчтерьера: Бетти и Пеша. Они принялиськрутиться около ног, а я гладила их нежные, шелковые шкурки. От собак пахлочем-то вкусным, удивительно домашним, каким-то шампунем и печеньем.

В квартире царил ужасный беспорядок. На диванеи кресле в большой комнате грудились вещи, у Дениски в комнате все былоразбросано. Я удивилась: Оксанка патологически аккуратна, и такое на неесовершенно не похоже. Делать нечего, придется ждать хозяйку. Та вернулась околодевяти вечера. Вялая, бледная, ненакрашенная, она опустилась на табуретку увхода и заплакала, увидев меня. Я потрясла ее за плечи:

– Хватит рыдать. Выкладывай, чтопроизошло.

Оксанка еще раз всхлипнула и сталарассказывать:

– Дней десять тому назад я пришла сработы и обалдела. Все вещи из шкафов вытряхнуты, книги валяются на полу, дажерозетки отвернули и плафоны сняли. Развинтили, разобрали все, но ничего неукрали. Я вызвала милицию, а там сказали, что если ничего не пропало, то делозаводить не будут. Кое-как мы с Денькой все прибрали.

– А где же были собаки?

– Не поверишь, в них выстрелили шприцемсо снотворным, и они спали потом почти двое суток. Убивать почему-то незахотели. А на следующий день раздался звонок, и тихий, вежливый женский голосвелел отдать "то, что у вас есть, а то хуже будет. Я спросила, что у меняесть, но они ничего не ответили и швырнули трубку. Потом позвонили опять, явзмолились: "Ну скажите, ради бога, что у меня есть?" Женщина втрубке помолчала, потом сказала:

"Вы сделали свой выбор", – иотключилась.

Всхлипывая, Оксана заварила кофе, рассказ еепоразил меня своей безысходностью.

Неделю все было тихо, и вдруг в 7 утраврывается милиция. Три толстых, как кабаны, милиционера ловко справились сминиатюрной женщиной и мальчишкой. Дениске предъявили обвинение в"изнасиловании несовершеннолетней Елены Козловой, 16 лет". Ничего непонимающего мальчика оттащили в сизо №2, или в следственный изолятор, который внароде именуют "Бутырка". Дело ведет следователь Иса Даудович.

Гадко ухмыляясь, он показал Оксанке актмедицинской экспертизы. Несовершеннолетняя Козлова была совершенно зверскимобразом избита. Целую страницу занимало описание кровоподтеков, синяков ишишек.

– Ну не мог Дениска такого совершить, –повторяла подруга.

Действительно, не мог. Просматривая акт обизнасиловании, Оксанка запомнила адрес потерпевшей и отправилась к ней домой.

Та жила на Красной Пресне в коммунальнойквартире. Дверь открыл пьяноватый парень лет тридцати. У Оксанки хватило ума необъяснять, зачем пришла. Мигом сориентировавшись, она представиласьучительницей из техникума, "где учится Лена Козлова".

Парень показал комнату. Оксанка толкнула дверьи обнаружила несовершеннолетнюю потерпевшую в совершенно пьяном виде накровати, на которой белье, очевидно, меняли раз в год. На полу стояла кучапустых бутылок, на столе валялись остатки прокисшей еды. В спертом затхломвоздухе, казалось, не было ни глотка кислорода, на тумбочке красовалось грязноеполотенце со следами крови.

Несовершеннолетняя Козлова храпела, как пьянаякорова, и не реагировала на внешние раздражители. Оксана вышла из комнаты, и"веселый" сосед сказал, что, если она ищет девочку, он приведет черездвадцать минут. Из всего увиденного и услышанного Оксюта сделала вывод, чтоЕлена Козлова – проститутка и ее насилуют давно и долго. С этими сведениями онарванулась назад в милицию к следователю. Тот, продолжая гадко улыбаться,сообщил, что надо было хорошо воспитывать сына, что проститутка – тоже человеки что медицинская экспертиза подтвердила факт изнасилования. Сверкая золотымперстнем, он подмигнул Оксане и начал в подробностях рассказывать, что сделаютс Денькой сокамерники.

– Ох, не любят в тюрьме эту статью, ох,не любят, – качал он черноволосой головой.

После всех этих событий, абсолютно больная,подруга ввалилась домой, где и нашла меня, сидящей на груде разбросанных вещей.

В этот момент зазвонил телефон. Я схватилатрубку.

– Оксана Степановна? – осведомиласьмембрана.

– Да.

– Что же вы не хотите отдать чужое добро?И не бегайте больше к Козловой на дом, можете сломать красивую шею, детисиротами останутся, собаки передохнут, – издевался мужской хрипловатый голос.