– Я бы так не сказал. Он необыкновенно живуч. Но раз уж онвдруг захотел собрать всю свою семью на Рождество, то я считаю, что мы должныоткликнуться на его просьбу. Это, быть может, последние рождественскиепраздники в его жизни.

– Это ты так считаешь, Джордж, – резко бросила она, – а вотя считаю, что он проживет еще долгие годы.

Сбитый с толку, чуть ли не испуганный, Джордж, заикаясь,промямлил:

– Да, да, конечно... Он, безусловно, может прожить ещедолго.

– Ну ладно, тогда, значит, нам нужно ехать... – расстроеннопроговорила Магдалена. – Что за муки придется перенести! Альфред – молчаливый итуповатый, а Лидия смотрит на меня свысока... Нет, не убеждай, смотрит свысока!Ну и потом, я ненавижу этого ужасного слугу.

– Старого Трессильяна?

– Нет, Хорбюри! Он вечно ходит по дому бесшумно ивынюхивает. Я даже не могу тебе передать, как мне это действует на нервы. Но мывсе-таки поедем. Не хочу обижать старого человека.

– Вот видишь! А с рождественским угощением для прислуги...

– Это может подождать, Джордж. Я сейчас позвоню Лидии искажу ей, что мы приедем завтра поездом на 5.20.

Магдалена быстро вышла из комнаты. Позвонив, она села записьменный стол и стала рыться в маленьких ящичках. Из каждого она доставаласчета – целую гору счетов. Вначале попыталась как-то разложить их по порядку,однако ей быстро наскучило это занятие, и она снова бросила бумаги в ящики.Затем провела рукой по своим платиновым волосам.

– Господи, ну что же мне делать? – пробормотала она.

***

На втором этаже Гостон Холла длинный коридор вел к большойкомнате как раз над главным входом. Эта комната была обставлена невероятнобогато и старомодно. Стены, затянутые тяжелой парчой, огромные кожаные кресла,громадные вазы с изображениями драконов и скульптуры из бронзы... Все этопроизводило впечатление пышности, богатства и стабильности.

В самом большом и самом импозантном из всех кресел – старом«дедовском» восседал сухощавый старик. Его длинные руки с крючковатыми пальцамилежали на подлокотниках. Рядом с ним стояла трость с золотым набалдашником. Онбыл одет в старый, потертый шлафрок, на ногах – расшитые домашние туфли.Желтизну лица подчеркивали белоснежные волосы.

В первый момент можно было подумать – что за жалкоесоздание! Но внимательный наблюдатель быстро изменил бы свое мнение, увидевгордый орлиный нос, темные, полные жизни глаза. В этом человеке сохранилисьогонь, жизнь и сила. Старый Симеон Ли вдруг негромко хохотнул:

– Значит, вы все передали миссис Лидии? Хорбюри стоял рядомс креслом. Он ответил мягко и почтительно:

– Так точно, сэр.

– В точности так, как я поручил вам? Скажите – в точноститак?

– Разумеется, я определенно не сделал никакой ошибки.

– Нет, вы не делаете ошибок. Да я и не советовал бы вамделать их. Ну? И что же она сказала, Хорбюри? Что сказала миссис Лидия?

Хорбюри спокойно и невозмутимо повторил, какой эффект имелопереданное им известие. Старик засмеялся и потер руки от удовольствия.

– Великолепно! Ну, теперь они весь день будут ломать себеголовы! Отлично! Сегодня они поднимутся ко мне, придут как миленькие!

Хорбюри повернулся кругом и бесшумно пошел к двери. Стариксобрался было сказать ему еще что-то, но он уже исчез в коридоре.

– Этот парень ходит, как кот, – проворчал Симеон Ли. –Никогда не знаешь, здесь он или уже ушел!

Он тихо сидел в кресле и гладил себя по щеке, пока нераздался стук в дверь и не вошли Альфред и Лидия.

– Ах, вот и вы! Подойди ко мне, Лидия, хорошая моя, сядьрядом. Какая ты румяная!

– Я была на улице, там холодно. Вот и горит лицо.

– А как у тебя дела, отец? – спросил Альфред. – Ты хорошоспал?

– Очень хорошо, очень хорошо! Мне снились старые добрыевремена, моя жизнь до того, как я стал столпом общества и перешел к оседломусуществованию.

Он громко засмеялся. Невестка скривила рот в учтивой улыбке.

– Отец, что означало сообщение, что к празднику приедут ещедвое гостей?

– Да, верно! Мне надо вам объяснить! Это должен бытьграндиозный рождественский праздник. Итак: приедут Джордж и Магдалена... БедныйДжордж – корректный, чопорный, а ведь на самом-то деле – всего лишь надутыйпузырь! И все-таки он – мой сын. Избиратели его любят, потому что они,вероятно, думают, что он честен! Как же! Еще ни один из рода Ли не былпо-настоящему честным!... За исключением тебя, мальчик мой, разумеется, заисключением тебя!

– А Дейвид? – спросила Лидия.

– Дейвид! Мне очень интересно повидать его через стольколет. Он был экзальтированным ребенком. Мне интересно, как выглядит его жена. Вовсяком случае, он не женился на девушке на двадцать лет моложе себя, как этотдурак Джордж.

– Хильда написала очень милое письмо, – поддержала разговорЛидия. – Телеграммой они подтверждают, что приедут завтра во второй половинедня.

Свекор посмотрел на нее острым пронизывающим взглядом. Затемзасмеялся:

– Тебя мне никогда не удастся вывести из равновесия, Лидия!Это – мой тебе комплимент! Ты очень хорошо воспитана, а воспитание важно, язнаю. Но наследственность – дело еще более существенное. В меня действительноудался лишь один ребенок из всей семьи.

Его глаза сверкнули.

– Угадайте теперь, кто еще приедет. Никогда не угадаете!

Он переводил взгляд то на сына, то на невестку. Альфреднаморщил лоб.

– Хорбюри сказал, что ты ждешь молодую даму.

– И это тебя сейчас волнует, ага? Пилар вот-вот будет здесь.Я уже послал машину, чтобы привезти ее с вокзала.

– Пилар? – переспросил Альфред.

– Да, Пилар Эстравадос – дочка Дженнифер. Моя внучка.Любопытно посмотреть, как она выглядит.

– Бог мой, отец, ты никогда мне не говорил...

– Чтобы не испортить сюрприза, милый мой сын, – ответилстарый Ли с недоброй усмешкой. – Я уже забыл, когда под этой крышей кипеламолодая кровь. Его, Эстравадоса, я не видел никогда. На него похожа девочка илина мать?

– И ты действительно считаешь разумным... – начал Альфредснова, – учитывая сложившиеся обстоятельства... Небезопасно...