— Не мог сам открыть? — отпирая дверь, спросила Вика. Онабыла в фартуке, руки — в фарше. Я отдёрнул палец от звонка, словно ребёнок,позвонивший в чужую дверь и пойманный на проказе.

— Ключ забыл.

— Неси всё на кухню…

Вика вернулась к котлетам — первая партия уже жарилась. Яторопливо вывалил овощи в ящик холодильника, поставил водку в морозильник,масло поставил на стол. Спросил:

— Помочь?

Вика искоса посмотрела на меня. Потом — на часы.

— Не надо. Если хочешь, ныряй. Только поставь таймер наполчаса, поможешь на стол накрыть.

Неловкость и стыд кольнули меня — стремительно и мимолётно.

— Точно не надо помочь? — подстраховался я.

— Если ты так настаиваешь… — Вика не закончила. — Да иди,ныряй, что я, картошку сама не почищу…

— Угу. — Я выскочил из кухни. Полчаса. Таймер. Помочьнакрыть на стол.

Компьютер ожил, едва я коснулся мыши. Монитор ещё не успелпрогреться, когда я натянул комбинезон, подключил кабель к разъёму на поясе,надел шлем.

Пальцы пробежали по клавиатуре.

deep Ввод.

И бешеная радуга, порождение нечаянного гения Димы Дибенко,вспыхнула на экранах виртуального шлема.

Всё дело именно в ней, в дип-программе. В этих хаотичныхпереливах цветов; разгорающихся и гаснущих звёздах; радужных каплях,расплывающихся по экранам, будто брызги бензина на воде. Без неё глубинамертва. Только дип-программа превращает схематичный виртуальный мирок восязаемую и убедительную реальность. Никто до сих пор не смог объяснить, каквзаимодействуют с сознанием и подсознанием цветные блики на экране, почемудип-программа работает на любых компьютерах и почти любых видеокартах, почемудомысленные детали виртуального мира так похожи у людей любого возраста, пола икультуры. Выпущены в свет тысячи монографий и популярных книг, бодро шлёпаютсястатейки в газетах и журналах, в академических лабораториях и секретныхлабораториях велись и ведутся эксперименты…

Всё тщетно. Есть дип-программа, которая работает. Естьпрограммы, порождающие практически ту же картинку на мониторе, но не дающиеэффекта. И никто не в силах объяснить, почему работающая только со зрениемдип-программа великолепно действует на дальтоников, но бесполезна для людей сврождённой глухотой.

Глубина…

Первый миг — самый трудный. Я встаю с кресла, уже несвязанный путами кабеля. Смотрю налево, направо…

Комнатка дешёвого отеля. Можно даже сказать обиднее —комнатка совковой гостиницы. Койка, тумбочка, гардероб. Стол с компьютернымтерминалом, крутящееся кресло — единственная деталь, не укладывающаяся васкетичный интерьер. Дверь, на ней — почтовый ящик, рядом — заботливоприготовленная мусорная корзина. Окно, за ним улочка, пустынная и унылая.

— Привет, — говорю я.

Глубина молчит. Ну и не важно. Мы не гордые.

Зачем я здесь? Именно сейчас — зачем? Когда Вика, только чтопришедшая с работы, возится на кухне с обедом для гостей — не только её, но имоих гостей, между прочим. Когда свободного времени — полчаса… чёрт, а ведьтаймер так и не поставил…

Она ведь ждала, что я ей помогу. Отмахнулась от ритуальнопредложенной помощи, но ведь ждала. Сознавать, что поступаешь как сволочь,обидно. Но это уже почти привычная самообида. Сладенькая и мерзкая, какстрадание мазохиста.

— Полчаса. — Я словно приказываю себе. — Нет, четверть часа.

Открываю почтовый ящик, проверяю накопившуюся почту. Десятокрекламных листков, пачка газет, три письма. Ничего важного.

Но зачем-то же я нырнул?

Поработать?

Смешно. Слишком мало времени.

Дообедать?

Зачем, когда меня ожидает настоящая еда.

Пообщаться?

С кем и самое главное — для чего?

Я вдруг осознаю, что стою посреди комнатки, кусая губы иглядя на выброшенную в корзину почту.

Что потащило меня в глубину?

Упокой, Господи…

В глубине не умирают. Нет, всякое бывает, конечно. Слабоесердце может не выдержать нагрузки. Если кто-то исхитрится отключитьконтрольные цепи, то возможен болевой шок от придуманной раны. Но к «хакерунебесталанному» это всё вряд ли относится.

А ко мне-то — каким боком?

Хакер полез на охраняемую территорию. Был замечен и убит — вглубине. Умер и в реальном мире… вполне вероятно, что его отследили оченьбыстро, и посланные бандиты взяли его тёпленьким прямо у машины, в шлеме икомбинезоне. Да. Скорее всего так оно и было. Не он первый, не он последний,пострадавший за виртуальные грехи от вполне реальных бритоголовых охранничков.

Но что-то ведь держит меня, дёргает, тревожит…

Открываю дверь, выхожу в коридор гостиницы. Оглядываю себя.Серенькое, неприметное тело мотоциклиста годится лишь для скоростногопередвижения по улицам. Сейчас мне нужно что-то другое.

Конечно, если действительно нужно.

Я стою, привалившись к выкрашенной унылой зелёной краскойстене. Такой красят сортиры в дешёвых многоквартирных домах. Краска в потёках,кое-где шелушится. Лампочки под потолком тусклые, пыльные. Гостиница переживаетне лучшие времена, большинство предпочитает входить в виртуальность изсобственных домов, а не из таких вот свинарников.

Что я делаю…

Зачем мне всё это?

— Вам плохо?

Оборачиваюсь — коридорный подошёл совсем неслышно. Толькораньше я его всё равно бы заметил…

— Нет, спасибо.

Облик коридорного стандартен — «внимательный клерк». Наработе не возбраняется использовать тела собственной работы, но многиепредпочитают стандартные. Особенно если работа скучная и постылая, вродегрузчика, продавца, работника гостиницы…

— Вы первый раз в глубине? Вам помочь?

— Спасибо. Всё в порядке.

Понял. Кивает и уходит. Докучать не принято, по крайней мереслужащие это понимают…

Решиться трудно. Очень трудно. И всё-таки я иду по коридору,поглядывая на номера, косо прикрученные к дверям.

2008 Легонько дёргаю ручку. И ничуть не удивляюсь, что номерне заперт. Свободно, можно вселяться…

А чего я хотел? Чтобы гостиница сохранила за мной комнату,которую я перестал оплачивать год назад?