— Растрепа, — пробормотал Степан ему вслед так, чтобы онслышал. — А что, вчера нельзя было собраться?! — заорал он, захлопнув наконецпортфель. — Почему я должен помнить о том, что у тебя сегодня теннис, а ты самничего не помнишь?!

— Я помнил, помнил!.. — закричал в ответ Иван. — А потомзабыл… Пап, где мои шорты?

Степан даже рычать уже не мог.

Он зашел в комнату, по который в панике метался Иван, вбешенстве выворотил с полки все, что там лежало, выудил из безобразной кучи наполу шорты и майку, с силой развернул Ивана спиной к себе и запихал барахлишкоему в рюкзак. Иван только сопел испуганно.

— Где ракетка?

— В школе осталась, пап… В моем шкафчике.

— Да шевелись ты, Христа ради! Мне нужно было выехать ужедвадцать минут назад!

«Тем более сегодня на моем объекте в Сафоново мойсобственный зам нашел труп моего собственного рабочего».

Черт, черт, черт!!

Они оба выскочили из подъезда так, как будто за ними гналисьразбойники, и стали оглядываться в поисках машины Степан всегда забывал, гдеименно ее оставил. В этот момент они были просто не правдоподобно похожи другна друга.

— Вон она, пап!

На ходу доставая ключи и толкая перед собой сына, Степанбросился к машине.

— Садись, Иван. И чтобы сразу пристегнулся!

Несмотря на то что тяжеленный джип был безопасен и надежен,как «конкорд», Степан испытывал какое-то почти мистическое уважение к привязнымремням.

Леночка никогда не пристегивалась…

Вчера весь день шел дождь, машина была не просто грязной,она была вся, от колес до крыши, заляпана толстым слоем засохшей глины и песка.

— Иван, не прислоняйся! Ты что, не видишь, какая грязь?!

«Надо хоть стекла протереть, а то поеду, как в танке…»

Степан кинул в салон портфель, машинально отметив, что Ивансосредоточенно пихает пряжку ремня в замок, выхватил из дверного кармана тряпкуи стал остервенело тереть лобовое стекло. Он тер, и из-под тряпки, отраженноестеклом, как в сказке проступали голубое опрокинутое небо и тонкое сплетениееще голых веток.

Какой теплый в этом году апрель.

Съездить бы с Иваном в лес, подышать весной, как этоназывала мама. Наверное, дороги уже растаяли, а где-нибудь повыше не толькорастаяли, но уже и высохли. Из-под жухлой прошлогодней травы наивными стреламивылезает молодая, на пригорках печет, и из срезанной березовой ветки торопливокапает прозрачный сок.

«Если к субботе я буду способен двигаться, свожу Ивана влес, и черт с ними, со всеми делами».

Степан обежал капот и стал тереть стекло с другой стороны.

Странное дело. Ему показалось, что капот почему-то теплый.Он даже осторожно потрогал шероховатую от грязи поверхность. Солнце с утранагрело, понял он. Надо же, какой теплый в этом году апрель!..

Степан распахнул водительскую дверь, сунул на место тряпку ивзгромоздился за руль.

— Готов? — спросил он у Ивана. Он всегда его об этомспрашивал перед тем, как тронуться.

— Готов!

Степан запустил двигатель, напялил темные очки, придававшиеему совершенно классический бандитский вид, и нажал кнопку на приемнике.Обернувшись через плечо и сопя от неудобного положения, он осторожно выбиралсяс крошечного асфальтового пятачка.

— Иван, что ты сделал с приемником, почему он не работает?

— Я его не трогал! — В голосе неподдельное и совершенноискреннее негодование. — Ты же не разрешаешь!..

— А ты всегда делаешь только то, что я разрешаю? —усмехнулся Степан. Он притормозил перед выездом на Бульвары и посмотрел наприемник. — А говоришь, не трогал!

Приемник был переключен с радио на CD. Компакт-диски Степанв машине никогда не слушал.

— Ну что? Не трогал?

— Не трогал!

— Не ври мне никогда!

Но у него не было никакого желания препираться с сыном.

Он вышел на финишную прямую. Ему осталось только доехать дошколы — и он освободится от Ивана, по крайней мере до вечера. За это время ондолжен переделать все свои дела, разобраться, что именно натворили егокозлы-работяги, кто там кого укокошил или не укокошил, позвонить Сергею Рудневуи постараться убедить его в том, что он, Степан, ситуацию полностьюконтролирует, хотя он ее ни черта не контролировал, но Рудневу об этом знать неполагалось.

— Пап, ты, по-моему, слишком быстро едешь…

— Нормально я еду! — Степан кидал джип в любуюосвободившуюся щель, куда он только мог пролезть.

Нетерпение и беспокойство жгли его изнутри.

— Иван, скажешь своей учительнице, что я приеду, когдасмогу, хорошо?

— Хорошо, — ответил Иван с тяжелым взрослым вздохом. — Скажу.Пап, а можно мне в субботу пойти к Димке на день рождения?

Это означало, что его придется куда-то везти, а потом оттудазабирать. И никакого леса.

— Посмотрим, — сказал Степан неопределенно. Он дажепредставить себе не мог, что именно ждет его в субботу. До нее еще предстоялодожить.

— Ты всегда так говоришь, когда не хочешь меня пускать, —сказал Иван горько. — Меня скоро никто приглашать не будет!

— Вот и замечательно, — пробормотал Степан.

В редкие выходные, когда ему не нужно было никуда нестись,он старался хотя бы выспаться на несколько дней вперед.

Таскать Ивана из конца в конец Москвы или — еще хуже! — ккому-нибудь на дачу было выше его сил.

— Давай! — сказал Степан, затормозив у чугунных воротнебольшого нарядного особнячка, в котором помещалась Иванова школа. — Вон твойВалерий Владимирович на крылечке…

Иван полез из машины. Он был явно расстроен.

Плохое утро. И день, наверное, будет еще хуже…

— Лапу давай, — приказал Степан, глядя, как он тащит засобой рюкзак. — Забыл?

— Забыл, — признался Иван и протянул худую и совсем плоскуюладошку. В Степановой руке могли поместиться четыре такие ладошки. — Пап,приезжай скорей…

— Ладно, не ной, — оборвал Степан. — Если ничего непроизойдет, я тебя заберу как обычно.