Окажись Лиза той, за кого она себя выдавала, будь хотьмало-мальски искушена в светских отношениях, знай хоть что-то о делахгосударства, которое было ее родиной, этот рассказ вызвал бы у нее множествовопросов. Ну, например, сыщется ли на свете хотя бы одна молодая княгиня,гонцом и охранителем для которой был бы граф? Или какова должна бытьвраждебность родственников, чтобы спасения от нее следовало искать в другойстране, постоянно скрываясь и подвергаясь всяческому риску?.. Да и многоедругое могло бы возбудить ее недоумение, хотя бы тяжесть сундука. Судя по ней,сокровища, там сокрытые, были поистине баснословны! Однако, по наивности своей,она ничего не заметила.

Решившись, в свою очередь, поведать почти всю правду, Лизане скупилась на подробности, дабы прикрыть зияющие дыры в ткани ее судьбы,которую решалась выставить на всеобщее обозрение.

Она поведала о мстительной Неониле Федоровне, воспитавшейкак сестер Лисоньку и Лизоньку, лишь перед смертью открывшей правду последней оее происхождении, но не обмолвилась о том, что вызвало эту внезапную смерть. ОбАлексее Измайлове тоже не упомянула. Промолчала и о Леонтии, и о Вольном,конечно… Путешествие по Волге объяснить оказалось очень трудно, однако Лиза итут нашлась. По ее словам выходило, будто до нее дошел слух о поездке князяИзмайлова в Астрахань; вот она и пустилась догонять обретенного отца, да былазахвачена калмыцким царьком Эльбеком, после чего начались ее злоключения. Все,что случилось потом, Лиза пересказала в точности. Здесь стыдиться было нечего.Судьба играла ею, а она боролась с судьбою, как могла.

Августа, весьма уклончиво говорившая о себе, испытывалаявное наслаждение, слушая Лизу и переживая вместе с нею ее многочисленныеприключения. В плавном и строгом бытии Августы пока не было ни падений, ниразочарований, ни взлетов; только терпеливое ожидание (недаром ее любимойприговоркою было: «Si fata sitant!», что на латыни означало: «Если будет угодносудьбе!»); и торопливые рассказы Лизы производили на Августу впечатлениебыстротекущей реки, которая неудержимо влечет воображение, хоть раз отдавшеесяее волнам.

Княгине, конечно, невдомек было, какие призраки носилисьвокруг «княжны Измайловой» при этих воспоминаниях. Так над погасшим костром ещекурился дымок. Однако Августа была слишком умна и проницательна, чтобы незаметить: чувство неизбывной, тайной печали стало второй натурой ее новойприятельницы. Да и Лиза, которая, думая о собственной жизни, всегда словно быслышала гудение спущенной тетивы и свист стрелы, разрезающей воздух, давнознала, что прежняя улыбка безотчетного счастья исчезла с ее лица безвозвратно…

Всем сердцем, исполненным сочувствия, Августа возмечталапомочь исстрадавшейся соотечественнице, преподавая ей мудрые заветысдержанности, чтобы исцелить ее душу смирением, в котором сама была большаямастерица.

– Может ли человек предвидеть, что с ним будет? Вам не в чемупрекнуть себя, княжна, и жалеть о былом не стоит. Ежели бы вперед былаизвестна участь всякого человека, не было бы несчастных – увы, сие, видно, неугодно господу. Всякий человек должен быть готов на всякие кресты, и все надо спокорностью сносить. Будьте тверды, и бог вас не оставит…

В общении этих двух льнущих друг к другу душ время проходилонезаметно. Но вот как-то раз Лиза, увидевши Августу за чтением ее любимой книги– венецианского 1736 года издания «Жизнь Петра Великого», узнала, что в вещахкнягини был целый сундук книг, и ощутила необычайную радость, словновстретилась с давно потерянными друзьями. Она всегда была охоча до чтения, воттолько не часто бывала возможность отдаться сей прихоти. Августа радостнооткрыла новой подруге доступ к своим сокровищам (уезжая с Эвбеи, она безсожаления рассталась с богатым гардеробом, не пожелав бросить любимые книги); иуж они-то оказали на Лизу поистине исцеляющее действие. Столь много значило длянее изведать, что убийственным пыткам любви и разлуки были гораздо прежде нее –и с еще вящею силою! – подвергнуты нежная Дездемона, робкая Психея,целомудренная принцесса Клевская и раскаявшаяся Манон Леско[5], что чем дальше,тем в большей душевной ясности и покое – чувствах, ею почти забытых, –проводила она свои дни на фелуке. По вкусу пришлись ей и Вольтеровы повести, вособенности «Задиг, или Судьба», ибо впервые в жизни столь умно и убедительнобыла разъяснена ей победительная роль случая в человеческой судьбе. И словно быдаже легче стало ей жить, оглядываться на прошлое и заглядывать в грядущее, ибопрежде полагала она, что стоит над всяким человеком Провидение, а оказалось –случай! Но он же слеп, нечаян, неразборчив в средствах, а стало быть, вовсе нетнерасположенности Провидения в жизни Лизы, кою ощущала она с самого раннегодетства. Есть лишь множество разнородных случайностей, то нелепо, то страшносплетенных в одну женскую судьбу.

Книги пробуждали в ней щемящую любовь к миру людей и простымего истинам. «Страсти – это ветры, надувающие паруса корабля; иногда они еготопят, но без них он не мог бы плавать…» Это было для нее как отпущение грехов!Право же, Лизе порою казалось, что для счастья ей было бы довольно и однихкниг…

Словом, за чтением и уроками итальянского языка, которыедавала Августа, она почти не заметила, как путешествие их окончилось, благопогода благоприятствовала, а османский военный флот ближе к Касыму[6] прекращалплавание по морям; от торговых же турецких судов их охранил господь. И вотоднажды ночью их фелука причалила в порту Таранта, где всем был поспешносправлен необходимый для путешествия по Италии гардероб, состоящий пока лишь изсамого необходимого; нанята карета. И, держа строго на северо-запад, черезАльтамуро, Беневенто, Фрозимоне и Веллетри, странники направились к Риму…

Еще во Фрозимоне общество разделилось: княгиня Августа,Лиза, фрау Шмидт, Хлоя и герр Дитцель продолжали путешествие в карете; граф жеСоколов, имевший при себе бумаги на имя итальянского дворянина Пьетро Фальконе,отправился верхом вперед, дабы приготовить снятую им еще летом римскую виллу кприбытию своей госпожи. Его весьма беспокоило, что молодая княгиня послеутомительного путешествия прибудет в свое новое жилище и не сыщет в немдолгожданных удобств и роскоши, приличной ее чину. Он просил три дня дляобустройства виллы Роза, а потом намеревался вновь встретиться с княгиней вгостинице «Св. Франциск», что стояла на Тускуланской дороге, неподалеку отзнаменитой виллы Адриана.