— Что он вам сказал? — вежливо поинтересовалась я.

— А ничего, — усмехнулся Олег Эдуардович снекоторым злорадством. — Темно было, никого не видел, ничего не слышал, изнать не знает, за что в него могли стрелять. Обычная история: они всегдамолчат.

— Послушайте, но ведь он мне сказал… — начала я.

— Да? А мне он ничего не сказал. Всего доброго, МаринаСергеевна. — Он проникновенно улыбнулся на прощание и зашагал к выходу.Поразмышляв, я решила навестить завотделением. С утра он пребывал в благодушномнастроении и меня встретил милостиво. Я начала с места в карьер:

— Павел Степанович, просто не знаю, что делать. Больнойиз первой палаты, Стариков, заявил, что его хотят убить. Я позвонила в милицию,пришел их сотрудник, поговорил с больным и ушел. Вроде бы их все это некасается. А если Стариков прав, и его действительно здесь у нас убьют? Нуженнам труп в отделении?

Трупы мы не жаловали в принципе, а попасть в газету в раздел«Криминальная хроника» и вовсе было делом неприятным. Непременно копать начнут,лезть во все щели и задавать вопросы, например, почему сотрудников на данноевремя оказалось вдвое меньше, чем положено… Эти мысли отчетливо читались навысоком челе моего шефа.

— Они совершенно не желают понять, что у нас здесьбольница, и мы несем ответственность за людей… Даже теоретическая опасность… —зашлась я от негодования, а потом вожделенно поглядела на бутылку боржоми. Шефторопливо налил мне целый стакан и уверенно заявил:

— Я сейчас же этим займусь. Не волнуйтесь, МаринаСергеевна, работайте спокойно, а этим деятелям придется несладко.

Слово шефа дорогого стоило: к концу моего дежурства возледвери первой палаты сидел милиционер в штатском, слегка расхлябанный искучающий. Но это все же лучше, чем ничего.

Так совершенно незаметно спасение жизни незнакомого человекастало для меня личным делом. Хотя у него и имелись имя и фамилия, с легкой Наташкинойруки все в отделении называли его «твой дядька», и я сама, забываясь, говорила«мой», испытывая за него некоторую гордость: он уверенно и быстро шел напоправку. Одно было плохо: «мой дядька» никак не желал поверить, что находитсяв безопасности.

Я пыталась навести справки о его родных. Олег Эдуардович, ккоторому я обратилась вновь, несколько раздраженно заявил, что знает толькоодного близкого родственника моего пациента: зовут его серый волк, и обитает онв тамбовских лесах. Я не стала сердиться на человека.

Собственные мои попытки отыскать его родственников к успехуне привели.

— Не слишком ли далеко ты заходишь? — недоумевалаНаташка.

— А я никогда не разделяла твоей страсти к полумерам.Берешься за дело, так делай по максимуму.

В четверг Стариков окончательно пришел в сознание, и сразуже наметилось ухудшение. Больной волновался и звал меня.

— Ты съездила? — спросил он, как только я вошла впалату. — Нашла его?

— Послушайте, — начала я, — возле вашей дверидежурит милиционер, здесь вы в безопасности…

— Дурочка, — зло засмеялся он и тут же протянул комне руку. — Прости, дочка. Мне надо уходить отсюда.

— Вы не понимаете… вам нельзя. Еще минимум две недели…И даже после этого вы должны находиться под наблюдением врача.

— Они быстро узнают, — заметался он. — Яздесь как заяц в силке… Дочка, отыщи моего парня, только скажи ему, а он найдетвыход…

— Хорошо, давайте я позвоню ему. Телефон есть?

— Какой телефон… — Он засмеялся и покачалголовой. — Найди его, слышишь, Алена должна знать… — Он так разволновался,что ему пришлось сделать укол. Я пребывала в смятении. Может, действительностоит съездить в этот Цыганский поселок? Искать там неведомую Алену испрашивать о каком-то парне, которого «дядька» даже не удосужился назвать поимени? Нет, все это здорово отдавало дрянным детективом, к тому же ехать тудаодна я просто боюсь, а желающие составить мне компанию вряд ли отыщутся.

Около двенадцати меня разыскала Ася.

— Марина Сергеевна, — с видом профессиональногозаговорщика зашептала она, — сейчас звонили по поводу вашего…

— Хорошо, — пожала я плечами. — Должно быть,родственники нашлись.

Ася кашлянула и заметила виновато:

— Голос такой противный, спрашивал, пришел ли в себя…

Я насторожилась, Асины сомнения вдруг передались и мне.

— А ты что сказала?

— А я сказала, что по телефону справок не даем, итрубку бросила. А он опять звонит. Я ему: обратитесь к лечащему врачу.

— Правильно, — кивнули я, Ася улыбнулась.

— Боязно, Марина Сергеевна, — через минуту сказалаона. — А эти, что у палаты должны дежурить, на посту сидят с медсестрами.А то курить уйдут, и на целый час…

— Указывать, где им сидеть, мы с тобой, пожалуй, неможем…

— Да уж… целый день языками чешут, а такие крутые, кудадеваться…

— Ты повнимательнее будь, если что-то не так, сразу комне.

Беспокойство тугим клубком залегло где-то в левой сторонегруди и больше не отпускало. В три часа в ординаторскую постучали. Я крикнула:

— Да.

Дверь открылась, заглянула Ася и сказала:

— Марина Сергеевна, тут родственник больного,спрашивает о состоянии…

— Проходите, — кивнула я, и он вошел.

— Здравствуйте.

Его глаза впились в мое лицо и проглотили его вместе с белойшапочкой на голове.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала я и сталаперекладывать на столе бумаги. Мне требовалась как минимум минута, чтобы унятьсердцебиение и прийти в себя. Тип, что сидел напротив, вызывал в моей душесмятение. Узкое лицо, узкие глаза, узкий рот. Хищный, как ястреб. Мне сталоясно: он именно тот, кого смертельно боялся мой подопечный.

Закончив с бумагами, я сложила руки, довольная тем, что онине дрожат, ободряюще улыбнулась и сказала:

— Я вас, слушаю.

— Меня интересует Стариков Юрий Петрович.

Я подняла брови.