— Стариков… ах, да, первая палата. Он поступил бездокументов и лежал, так сказать, безымянный. Нам пришлось обратиться в милицию.Одну минуту… — Я стала вновь перекладывать бумаги. Он пристально наблюдал замной. Не взгляд, а луч лазера, — Вы родственник? — спросила я.

— Да.

— Близкий?

— Ближе у него нет.

— Что ж… буду с вами откровенна… — Я прочиталадесятиминутную лекцию, обильно снабдив ее латинскими терминами.

Он мог понять одно слово из двадцати, если, конечно, не былврачом. Врачом он не был, он был убийцей, я это кожей чувствовала. Внимательнослушал, надеясь, что я подавлюсь очередным труднопроизносимый словом искончаюсь от удушья. Подобные слова — мое хобби, от них я не умру, так же какот его взгляда, как бы он ни старался просверлить во мне основательную дыру.Для моей кончины требовалось кое-что посущественнее.

Я обратила внимание на карман его пиджака. Он заметнооттопыривался и наводил на невеселые мысли. Я произнесла последнюю фразу, ссочувствием вздохнула и закрыла рот.

— Как он, доктор, выкарабкается? — разлепил узкиегубы этот тип.

— Делаем все возможное, — пожала я плечами. —Но вы должны понять: врачи не боги. Он до сих пор не пришел в себя, и егосостояние особого оптимизма не внушает.

— Но шанс есть?

Я опять пожала плечами.

— Шанс есть всегда. Более или менее значительный… Вэтом случае скорее менее… В общем, ничего обещать вам, к сожалению, не могу.

— Но надеяться-то можно? — не унимался тип.

Я пожала плечами в третий раз.

— Чудеса еще случаются…

— А взглянуть на него я могу? — хищно спросил тип.

— Он в реанимации, доступ туда закрыт, но вы можетеувидеть его в окно. Идемте, — сказала я и повела его к первой палате. Онторопливо заглянул в окошко. Стариков Юрий Петрович лежал неподвижно, сголубоватой бледностью в лице и плотно сомкнутыми веками. Гостю он, должнобыть, понравился.

— Он неплохо выглядит, — заверила я.

— Да уж… — как-то туманно ответил он, и мы пошли квыходу.

— А почему он к вам попал? — спросил тип. —Мы через «Скорую помощь» искали.

— Его доставила не «Скорая помощь», а какой-то водительна своей машине. Обнаружил на лесной дороге.

— Адрес оставил? — жестко осведомился тип ипоспешно добавил:

— Надо бы отблагодарить человека.

«Уж как-нибудь без вашей благодарности», — подумала я,а вслух сказала:

— К сожалению, нет. Он не представился, а нам и вовсене до расспросов было, требовалась срочная операция. Попробуйте дать объявлениев газету, может, откликнется.

Идея ему не особенно понравилась, и правильно, откликатьсяна его объявление я точно не стану.

Заботливый родственник сказал «до свидания» и удалился, таки не поинтересовавшись, что же случилось с близким человеком: авария иливнезапный приступ аппендицита. Да и зачем, он не хуже меня знал, чтоаппендицитом здесь не пахнет. Может, те пули, что я извлекала с такимстаранием, именно он и послал в цель?

Я вернулась к первой палате. Охрана в образе мордастогопарня лет тридцати тосковала на стуле.

— Вы уже сообщили своему начальству? — ласковоспросила я.

— О чем? — удивился он.

— О том, что Стариковым интересовался оченьподозрительный тип. Ася ведь вас предупредила?

— Ну… предупредила, — отозвался он. — Апочему сразу «подозрительный»? Пришел человек о здоровье справиться… Детективынадо меньше смотреть.

Мне очень хотелось свернуть ему шею, думаю, у меня неплохобы получилось. Я и помыслить не могла, что всего через несколько часов яприложу немало усилий, чтобы вернуть к жизни этого сукиного сына, сидящегопередо мной в ленивой позе.

Посовещавшись с Наташкой, я решила, что интерес к моему«крестнику» на некоторое время должен поутихнуть. Как выяснилось, мы жестокозаблуждались.

Около восьми в отделении появился посетитель. Я спешила поделам. А он шел по коридору мне навстречу. Поначалу я не обратила на неговнимания, идет себе человек в белом халате, как видно, навестить родственника…И вдруг натолкнулась на его взгляд. Тот «дневной» тип рядом с ним выгляделневинным младенцем. Сердце подскочило и забилось где-то в горле.

Я быстро огляделась: слишком много людей вокруг, чтобы онмог вести себя особенно нагло. Даже типы с такими сумасшедшими глазами неоткрывают без причины стрельбу.

Я проводила его взглядом, он уверенно шел к первой палате.Мне хорошо был виден коридор и пустой стул, на котором должен был восседатьохранник.

— Молодой человек, вы куда? — окрикнула я. —Там реанимация, посторонним вход запрещен.

В этот момент из третьей палаты появился медбрат скапельницей, преграждая ему путь. Тип притормозил, мазнул глазами вокруг и, неотвечая, пошел к выходу. Я предусмотрительно шарахнулась в сторону, съежившисьпод его взглядом до размеров булавочной головки. Мне расхотелось спрашивать,что он здесь делает. Впрочем, мудрость не свойственна одиноким женщинам,рожденным в год Свиньи, теперь мне это доподлинно известно.

Я бросилась искать охранника. Он шел из туалета, яподскочила к нему и машинально схватила за локоть.

— Только что в отделении был убийца…

— Серьезно? А вы откуда знаете?

— Вы бы видели его глаза…

— Вы бы видели глаза моей жены, когда я ей зарплатуприношу…

— По крайней мере, не отходите от палаты.

— Что ж теперь, и в туалет нельзя?

Я покачала головой и пошла в ординаторскую. Наташки там небыло. Я постояла немного, разглядывая линолеум, порванный в двух местах, ивернулась в коридор. Этот визит навел меня на мысль, что «крестник» мой до утране доживет. Если я, конечно, не вмешаюсь.

Лестничная клетка отделяла хирургию от терапевтическогоотделения. Я направилась туда. Дверь терапии запиралась на крючок, я слегка ееподергала, и она открылась: фокус, известный всем в обоих отделениях. Лампы вэтом крыле выключены, значит, палаты пустуют. Ближайшая ко мне «платная» стелевизором и душем была заперта, но ключ торчал в замке.