Арей расхохотался.

– Ну все, светлая! Сдаюсь! Если ты такаяумная, окажи своему подопечному услугу!

– Какую?

– О, крайне простую! Мы пойдем в зал,сделаем ненормальные лица и будем бить друг друга деревяшками по жизненноважным частям организма! Ты же должна будешь смотреть на нас и искать во всемэтом философский смысл.

– И все?

– Да, – заверил Арей. – Ксожалению, ничего другого в данный момент предложить я тебе не могу.

Если у человека нет воли – у него нет ничего.Но если у него есть одна только воля – у него опять же ничего нет. Воля – этовсего лишь лопата. Если не копать ею там, где нужно, не то что клада, но ичервей для рыбалки не нароешь.

Златокрылые

Неформальное совещание

Почти всю ночь перед схваткой Меф провел безсна. Теоретически он понимал, что это неправильно. Тело должно получить отдых.Но одно дело знать, что ты должен спать, а совсем другое – заставить себяспать. Знание без воли как осел без хвоста – мух видит, а отмахиваться нечем.

Комнат в питерской резиденции было более чемдостаточно. Меф ушел в соседнюю – странно пустую, вытянутую, где на полу у окналежал плоский четырехугольник луны. Находившийся в нем стул уплывал куда-то, итемные тени продолжали его ножки, делая их бесконечными.

Некоторое время Меф ходил в темноте. Мыслибыли прыгающие, ускользающие, как мокрое мыло. Пока ты ловил за хвост одну,подскакивало и вертелось поблизости несколько других. Протягивал к ним руку – иэти тоже удирали с истошным писком, как комиссионеры после слова «спасибо».

Вызвав меч, Меф несколько раз взмахнул им, втемноте попал по стене и едва не вывихнул запястье.

«Все, хватит беготни!» – сказал он себе.

Меф включил лампу, отыскал несколько листовбумаги, ручку и принялся сочинять письмо к Дафне. Первые два предложения былизаготовлены у Мефа уже давно.

«Привет! Если ты это читаешь, значит, мненемного не повезло…» – бойко накатал он и застопорился. Ручеек мыслей иссяк всвязи с поломкой вербального крана. Предсмертное письмо сочинялось туго и соскрипом. В нем была как будто заведомая поза, попытка кокетства из гроба. Текстказался Мефу мешком букв, который он бил и пинал, отшибая пальцы на ногах,сдирая костяшки кулаков. Мешком тяжелым, грузным, тяготящим, который все никакне желал дать главного – смысла.

Сама собой вспомнилась история, когда в ихстарой школе девочка с кем-то поссорилась и выпрыгнула из окна, а директоршаустроила «прощание с иллюзиями». Должно быть, сама выпрыгнувшая надеялась, чтовсем будет ее жалко. Однако Меф особой жалости ни у кого не наблюдал.

Большая часть народу под шумок смоталасьдомой. Водитель похоронного автобуса деловито распоряжался, как правильновыволакивать гроб. Тот, кого покойная считала своим парнем, курил за школой,изредка выглядывая и проверяя, уехал автобус или не уехал.

Лучшей подруги, которая должна была, погенеральному замыслу, угрызаться сильнее прочих, хватило минут на пятнадцать.Больше других грустил учитель труда. Найдя в толпе родни родственную душу, он,узрев повод, радостно напился, хотя к нему на труд покойная вообще не ходила.

Мефу тогда подумалось, что если девчонка видитсейчас свои похороны, то ей ужасно хочется запрыгнуть обратно на подоконник,так все пошло и глупо. Из всех дурацких выходов из положения смерть всегдалидирующий. Мрак это знает и потому очень торопит самоубийц, опасаясь, что онипередумают. Еще бы! Даже съеденная вовремя шоколадка уменьшает желание умеретьраза в четыре.

Сейчас же Меф и сам находится без пяти минут впохожем положении. Что, если ему не повезет? Чимоданов, конечно, разнюхает всепервым и скажет:

– Подчеркиваю: Гопзий чпокнул Буслика!

Мошкин ответит:

– Мефа, да? Это ведь грустно, да? Я почтиуверен, что огорчен!

А Ната почешет нос и произнесет:

– Ну что тут скажешь? Всякое бывает.

На похороны же обязательно притащатся Тухломонс Хныком и на правах лучших друзей покойного устроят цирк. Бррр! Даже думать обэтом не хочется!

Дверь скрипнула. Меф повернул голову. Вкомнату, мягко ступая, вкрадчиво вошел Депресняк, покрутился, скрылся, а минутуспустя появилась Дафна.

– А, вот ты где! – бодро сказалаона. – И что ты тут делаешь?

Мефодий закрыл лист рукой.

– Да так, ничего.

– Письмо предсмертное пишешь, а эмоции вкучку?

– Откуда ты знаешь? – напрягся Меф.

– Ну я вообще-то твой страж. Есть такаянелегкая работа, – скромно ответила Даф. – Спать-то пойдешь?

Меф ответил, что нет.

– Уверен?

Меф заверил, что уверен.

Даф пожала плечами. Она была слишком умна,чтобы спорить по пустякам. Лучший способ выиграть в споре – не доводить донего. Дошедший до спора как дошедший до ручки. В лучшем случае уйдет скопеечкой, в худшем – без копеечки и с подбитым глазом.

– А я вот отдохну, если не возражаешь.Мой дух едет на слабенькой лошадке моего физического тела. Лошадка устает, и онвынужден давать ей отдых, – сказала она, зевая.

Мефу показалось, что он ослышался.

– Хочешь сказать: тебе меня нежалко? – спросил он недоверчиво.

– Жалко, – честно призналасьДаф. – Но жалость бывает разная. Заламывать руки, объясняя песику, что пятиметровоебедро динозавра ему не по зубам, самый неконструктивный вариант.

– А какой конструктивный?

– Попытаться не отдать мраку эйдос, еслиты лишишься тела. Спокойной ночи!

Дафна помахала ему рукой, повернулась и вышла.Мефодий же так и остался сидеть перед бесполезным листом бумаги. В глазапрыгнуло: «Если ты это читаешь, значит, мне немного не повезло».

«Кокетство! Глупость и рисовка! Гораздочестнее было бы повеситься на проводе от лампы, написав себе на пузефломастером: „Я сдох!“ – подумал он с досадой.

Меф скомкал лист и зашвырнул его в угол.Ощущать себя идиотом занятие не самое приятное, но для внутреннейсамопрофилактики самое что ни на есть полезное.

Дафна вернулась в свою комнату, села за стол иуставилась в книгу. Прошла минута, другая, третья, а она так и не перевернулани одной страницы. Взгляд рассеянно скользил по полям, изредка случайноцепляясь о строчки.