Это сочетание кажущейся беспорядочности и одновременновполне определенного порядка производило поистине мистическое впечатление.Происходящее ни в коем случае нельзя было назвать хаосом. Равно как невозникало и ощущения неразберихи или замешательства. Царившая вокруг атмосферане имела ничего общего с шумом и грохотом большого города. Скорее я бы сказал,что создавалось ощущение веселого ожидания окончательного результата некоегозаключительного и очень важного собрания. Под словом «заключительное» яподразумеваю собрание, призванное принять чрезвычайно ответственное решение,собрание, все участники которого становятся свидетелями непрерывно происходящегочуда и с пониманием относятся к явленным им откровениям, в ожидании которых онипрогуливаются по холмам и долинам, праздно сидят на траве, бродят по тропинкамв глубине густого леса или укрываются в странного вида зданиях, словновырастающих одно из другого, – подобной архитектуры на земле мне видеть недоводилось.

Должен сказать, что эти здания ничуть не походили на жилыедома или дворцы – чрезвычайно просторные, с обилием лестниц и разветвленнойсетью коридоров, плавно переходящих один в другой, все постройки были наполненытем же ярким светом, что и сад. И в то же время все они отличались богатствомразнообразных орнаментов и украшений, причем столь замысловатых, что я готовбыл хоть всю жизнь рассматривать и изучать буквально каждое из них.

Вынужден повторить, что у меня нет слов, чтобы в общихчертах описать все, мной увиденное. А потому попытаюсь выразить свои чувства попорядку, хоть в какой-то последовательности. Мне придется выбирать отдельныечасти поистине безграничного пространства, дабы поделиться собственными – бытьможет, ошибочными – впечатлениями и таким образом постепенно пролить свет навсю картину в целом.

Там были арки, башни, просторные залы, галереи, сады,огромные поля, леса и водные потоки... Я постепенно продвигался вперед, минуяодно строение за другим, пересекая сменяющие друг друга ландшафты. И все этовремя рядом со мной оставался Мемнох – он крепко держал меня, ни на секунду неослабляя хватку. И каждый раз, когда взгляд мой задерживался на какой-нибудьпотрясающе красивой скульптуре, на клумбе с великолепными цветами или нагигантском дереве, устремившемся вершиной в безоблачную синь над нашимиголовами и я останавливался или смотрел назад, Мемнох твердой рукойразворачивал меня в нужном направлении и заставлял идти дальше. Такоевпечатление, что я был привязан к некоему тросу, предназначенному дляобеспечения моей безопасности, и потеря его могла оказаться для меня роковой.

Сила моих ощущений и эмоций была столь велика, что я рыдал,хохотал, смеялся и плакал одновременно, а тело то и дело сотрясали конвульсии.Я прижимался к Мемноху, старался увидеть что-то за его плечом, крутилсятуда-сюда, словно непоседливое дитя, то и дело натыкался глазами на обращенныеко мне взгляды или сам пристально всматривался в те или иные людские скопища.

В какой-то момент мы вдруг очутились в просторном зале, гдесловно в нетерпеливом ожидании своих читателей лежало бесчисленное множествораскрытых книг, свитков и древних манускриптов.

– Боже! Если бы только Дэвид мог это увидеть! – невольновырвалось у меня.

– Можешь не смотреть, ибо ты все равно ничего незапомнишь. – С этими словами Мемнох еще крепче – как будто едва начавшегоходить малютку – ухватил меня за руку и потащил дальше.

Я попытался запечатлеть в памяти строки из какой-то рукописи,содержавшей совершенно удивительные объяснения относительно каких-то явлений,связанных с атомами, фотонами, нейтронами и еще чем-то в том же духе... НоМемнох оказался прав. Как только мы прошли мимо и вновь оказались посредибескрайнего сада, все сведения мгновенно улетучились из моей головы. Я едва непотерял равновесие и вынужден был опять прильнуть к Мемноху.

Опустив взгляд, я увидел возле самых своих ног необыкновеннопрекрасные цветы. Не знаю, как описать, но, наверное, все цветы на земле должныстремиться к достижению столь совершенной красоты лепестков и сердцевин, неговоря уже о богатейшей гамме оттенков – таких ясных и чистых, что язасомневался в их принадлежности к привычному для нас спектру.

Точнее говоря, я полагаю, что известный нам цветовой спектрнельзя считать пределом. Видимо, существуют какие-то иные законы. А быть может,все дело в том, что во мне вдруг открылся новый дар: возможность восприятиятаких комбинаций оттенков, каких не существует в земных условиях.

Смех, пение, обрывки разговоров неожиданно зазвучали стольгромко, что практически заглушили во мне все остальные чувства. Несмотря на точто ослепительный свет по-прежнему озарял все вокруг и делал максимальноявственной каждую мелочь, я словно лишился зрения и перестал различать детали.

– Сапфировый цвет! – выкрикнул я, стремясь датьопределение зеленовато-синему оттенку огромных листьев, которые колыхалисьвозле самых наших лиц.

Мемнох улыбнулся и одобрительно кивнул, словно подбадриваяменя, и тут же протянул руку, чтобы пресечь мои попытки потрогать на ощупькрасоты рая.

– Но разве своим прикосновением я нанесу им хоть малейшийущерб?!! – недоуменно воскликнул я.

Сама мысль о том, что кто-то может повредить великолепныестены из кварца и горного хрусталя, или взмывающие в бесконечность башни ишпили, или усыпанные диковинными цветами и фруктами, увитые виноградными лозамиветви деревьев, показалась мне совершенно невероятной.

– Нет-нет, – поспешил я заверить своегопровожатого, – ни за что на свете я не причиню им вреда.

Голоса, звучавшие вокруг, заглушали мой собственный голос, итем не менее он слышался очень отчетливо.

– Смотри! – Мемнох силой повернул мою голову так, чтобыя не прятал лицо у него на груди, а обратил взгляд на неисчислимое множествоокружавших нас людей. – Смотри на них! Смотри!

И вдруг мне открылось то, что оставалось до сих порнезамеченным. Все эти создания были самым тесным образом связаны между собойлибо кровными, либо дружескими узами. Они собирались семьями, родственнымикланами, группами единомышленников и, несомненно, хорошо знали друг друга. Малотого, бросалось в глаза их физическое сходство и его, так сказать, материальноевоплощение. А в следующий момент я вдруг на миг увидел, что на всем обозримомпространстве они составляют единую цепь, то есть соприкасаются или кончикамипальцев, или локтями, или краешками ступней. Иными словами, кланы сливались вплемена, представители племен внедрялись в неисчислимое множество других семей,а семьи, в свою очередь, объединялись, дабы образовать нации... И в результатевеликое братство племен и народов обретало очертания, вырабатывало определенныевнутренние взаимоотношения и превращалось в видимое и ощутимое единство. Каждаяличность внутри этого единства несла на себе отпечаток другой личности и, соответственно,оказывала влияние на остальных.