Я ощущал запахи животных, насекомых, пьянящие ароматы цветовджунглей – перегретых жарой соцветий-мутантов, которые часто появляются вгустой листве тропических лесов. И вдруг до меня донесся человеческий запах.

Да, в лесу были люди! Мы оказались во вполне реальном иобитаемом месте.

– Здесь кто-то есть, – сказал я.

– Знаю. – Мемнох улыбнулся, и в его улыбке на этот разпромелькнула нежность. – Ты вовсе не трус. Так что прикажешь делать –поведать тебе обо всем или отпустить? Ты и так уже знаешь гораздо больше, чеммиллионам других удается познать за всю их жизнь. И ты понятия не имеешь, чтоделать со своими знаниями, как существовать дальше и продолжать быть тем, ктоты есть... Однако тебе довелось собственными глазами – пусть ненадолго –заглянуть в рай. Так следует ли мне отпустить тебя? Разве ты не хочешь понять,почему я так отчаянно нуждаюсь в тебе?

– Да, я хочу это понять, – ответил я. – Но преждеи больше всего на свете я хочу понять, как мы, Его враги, могли стоять там боко бок, как тебе, дьяволу, удается выглядеть так, как сейчас, и какимобразом... – Я рассмеялся. – И каким образом мне удается обладатьтакой внешностью и при этом быть дьяволом – а ведь я был им всегда! Вот что яхочу узнать и постичь. За долгие годы существования мне не доводилось бытьсвидетелем нарушения эстетических законов. Красота, гармония, симметрия – вотте немногие законы, которые я всегда считал естественными.

Но мир, в котором они правят, я всегда называл Садом Зла,ибо они безжалостны и равнодушны к страданиям – к мучениям прекрасной бабочки,запутавшейся и бессильно бьющейся в паутине, или антилопы, лежащей посредистепи и все еще живой, в то время как львы уже окружают ее со всех сторон и лакаюткровь, текущую из разорванного горла!..

– Согласен. Ты даже не представляешь, с каким пониманием иуважением я отношусь к твоей философии! – воскликнул он. – Тыговоришь моими словами.

– Однако там, наверху, взору моему предстало нечтоиное, – продолжал я. – Передо мной раскинулся рай. Прекрасный досовершенства сад – и он больше не был Садом Зла! Я видел его собственнымиглазами.

Я вновь разрыдался.

– Знаю, знаю... – произнес Мемнох, стараясь успокоить,утешить меня.

– Ладно...

Стыдясь собственной слабости, я снова распрямил спину. Потомпорылся в карманах, нашел носовой платок и вытер им лицо. Клочок льняной тканиеще сохранил запах моего дома в Новом Орлеане. Естественно, ведь он лежал там вкармане пиджака вплоть до сегодняшнего вечера, до того момента, когда я вытащилего из шкафа и отправился на поиски Доры, чтобы похитить ее...

Неужели все это происходило в течение одной ночи?

На этот вопрос у меня не было ответа.

Прижав платок ко рту, я ощутил тепло и запахи Нового Орлеана– его земли и пыли.

Я промокнул губы.

– Ладно, – безжизненным тоном повторил я. – Еслиты еще окончательно не проникся ко мне отвращением...

– Ни в коем случае! – откликнулся Мемнох тем вежливымтоном, какой был обычно свойствен Дэвиду.

– Что ж. Тогда поведай мне историю сотворения мира. Расскажимне все. Продолжи свое повествование. Говори! Я...

– Что ты хотел сказать?

– Я должен знать!

Он поднялся на ноги и стряхнул травинки со своего свободногоодеяния.

– Именно этих слов я от тебя и ожидал. Теперь мыдействительно можем приступить...

– Если ты не против, давай прогуляемся по лесу и тампоговорим, – предложил Мемнох.

– С удовольствием.

Он смахнул травинки с одежды – великолепно сотканного штапельногоодеяния простого покроя. Такие широкие, похожие на мантию одежды люди носиликак в недавние времена, так и несколько тысячелетий назад. Телосложением он былкрупнее меня – впрочем, как, наверное, и большинства людей, – внешне жесоответствовал всем мифическим описаниям ангелов, за исключением разве что тогофакта, что крылья его по-прежнему оставались прозрачными, словно скрытыми занекой завесой, позволявшей им оставаться почти невидимыми, – скорее радиудобства, чем с какой-либо иной целью.

– Мы сейчас вне времени, – сказал он. – Пусть тебяне беспокоит присутствие в лесу всех этих мужчин и женщин. Они не способны насвидеть. Никто вообще не может нас сейчас видеть, вот почему я позволяю себепребывать в таком обличье. Мне нет необходимости возвращаться в темное телодьявола, которое Он считает наиболее подходящим для моих земных путешествий,или принимать избранный мною скромный облик обыкновенного человека.

– Ты хочешь сказать, что в ангельском обличье не могпоявиться передо мной на земле?

– Нет. Мне пришлось бы долго спорить, доказывать, умолять,чтобы Он разрешил, и, откровенно говоря, я не желал этого, – пояснилМемнох. – Такое обличье чересчур впечатляет, оно обеспечило бы слишкоммного очков в мою пользу. Принимая его, я выгляжу уж слишком хорошим. Однакотолько в таком виде я имею право появляться в раю – иным Он лицезреть меня нежелает. Но я Его не виню. Если быть честным, путешествовать по земле легче ипроще всего, если внешне ты ничем не отличаешься от обыкновенного человека.

Меня чуть покачивало, и потому я с готовностью ухватился заего руку, оказавшуюся неожиданно крепкой и теплой. Его тело казалось не менееплотным, чем тело Роджера перед окончанием нашей с ним встречи. А мое телооставалось моим – в целости и сохранности.

Волосы мои растрепались – впрочем, в этом не было ничегоудивительного. Я наспех провел по ним расческой, потом стряхнул с одежды пыль итравинки и убедился, что темный костюм, который я надел в Новом Орлеане, ксчастью, в полном порядке. А вот рубашка оказалась порванной у воротника –возможно, я слишком поспешно пытался ее расстегнуть, когда не хватало воздуха.Так или иначе, но даже здесь, посреди густо заросшего сада, больше похожего налес, я не утратил присущего мне облика денди.

Мне еще не приходилось бывать в таких местах. С первого жевзгляда бросалось в глаза, что это не обычный тропический лес, – он былменее густым, чем джунгли, хотя и казался столь же девственным.

– Вне времени... – повторил я слова Мемноха.