Чувствуя, что вот-вот потеряю сознание, я опустил веки.Голова закружилась. Мемнох поддержал меня и не позволил упасть.

– Смотри! Смотри еще! – приказал он, заставляя менявыпрямиться.

Однако я закрыл глаза руками, ибо знал, что если брошу хотьеще один взгляд на окружавшее нас великое единство, то непременно упаду вобморок, ибо меня погубит острое ощущение собственной обособленности. Ведькаждый, кого я встречал до сих пор, тоже существовал словно сам по себе.

– Они все существуют сами по себе, – вскричал я, теснееприжимая ладони к глазам.

Вновь послышалось громкое пение, звуки его неистово взмываливвысь, рассыпались и каскадом обрушивались на меня. Однако я почувствовал в нихстоль созвучные моим собственным чувствам ритмы и мелодии, что невольно запелсам.

Я пел вместе со всеми. Высвободившись из объятий Мемноха, яна несколько мгновений неподвижно застыл на месте, открыл глаза и отчетливоуслышал, как мой голос в числе других улетает в просторы вселенной.

И все же моя песня была исполнена не только радости иторжества, но и страсти, жадного стремления к познанию. Она возникла во мне,ворвалась в душу, и я вдруг почувствовал, что вокруг нет никого, кто ощущал бысебя в опасности или испытывал неудовлетворенность, что в сердцах людей нет ниравнодушия, ни скуки. Все находились в постоянном движении, выражения лиц,равно как и очертания тел, то и дело менялись, однако ни о каком «неистовстве»или «безумии» не могло быть и речи.

Моя песня была, пожалуй, единственной печальной нотой вобщем хоре, однако и она быстро обрела иную гармонию и стала походить скорее напсалом или церковное песнопение, а после сменилась гимном, исполненным восторгаи благодарности.

Я вскрикнул. Точнее, выкрикнул одно только слово. И этимсловом было слово «Бог!». Оно прозвучало не как признание существованияГоспода, мольба к Нему или призыв, а всего лишь как обыкновенное восклицание.

Мы стояли в дверном проеме. Перед глазами возникали всеновые горизонты, и вдруг, в какой-то момент, я осознал, что внизу, за ближайшейк нам балюстрадой, простирается весь огромный мир.

Таким мне видеть его еще не приходилось – вся многовековаяистория мира, все тайны и секреты раскрылись как на ладони. Достаточно былоперегнуться через балюстраду – и взору представали Эдем, древняя Месопотамияили римские легионы, продирающиеся сквозь непроходимые чащи лесов моей земнойродины. Я мог воочию видеть, как величественный Везувий стремительно извергаетсмертоносные потоки лавы и засыпает пеплом Помпеи.

Я был уверен, что стоит мне своими глазами увидеть это – инаступит прозрение, все станет понятным, все вопросы отпадут сами собой, япочувствую запахи иных времен, их вкус...

Я бросился к балюстраде, но она словно отодвигалась вседальше и дальше... Сколько ни ускорял я свой бег, расстояние до нее неуменьшалось, а, напротив, скорее увеличивалось, и казалось, что преодолеть егоневозможно. Неожиданно до меня дошло, что картина мира непременно окажетсяскрытой за дымовой завесой и окрасится пламенем пожаров и что людские страданиянавсегда уничтожат охватившее меня ощущение невыразимой радости. Да, конечно,так и будет. И все же... И все же я должен увидеть. Ибо я еще не умерокончательно. И не намерен пребывать здесь вечно.

Мемнох протянул ко мне руки, но я бегал быстрее него.

Величественное сияние вспыхнуло совершенно неожиданно, иисточник его был, несомненно, значительно более горячим и мощным, чем источниктого великолепного света, который до сих пор озарял все вокруг. Огромное,интенсивное магическое сияние росло, пока наконец мир, раскинувшийся внизу –бескрайняя туманная картина вселенского ужаса и страданий, – не побледнели не предстал моим глазам застывшим подобием себя самого на гранивоспламенения.

Мемнох оттащил меня назад и вскинул руки, чтобы прикрыть мнеглаза, но я уже сам это сделал. Тогда он опустил голову и уткнулся лицом в моюспину.

До меня долетел его вздох – или стон, не знаю. Звук этотразнесся по всей вселенной и на миг заглушил и вопли, и смех, и пение, и дажескорбные стенания, доносившиеся из недр земных.

И вдруг я почувствовал, как мощные руки ослабли и отпустилименя.

Я взглянул вверх и в самом центре светового потока вновьувидел балюстраду и стоявшую возле нее одинокую фигуру.

Некто высокого роста стоял, опершись руками о перила и глядявниз. Похоже, это был мужчина. Он повернулся, посмотрел на меня и раскрыл мнесвои объятия.

Я сумел разглядеть темные волосы и глаза, отливавшиекоричневым цветом, абсолютно правильные черты чистого, без изъянов лица. Вустремленном на меня внимательном взгляде сквозило напряжение, а в пальцах рукчувствовалась немалая сила.

Их прикосновение заставило меня явственно ощутить твердостьи одновременно хрупкость собственного тела, и я глубоко вздохнул. Я был награни смерти. В тот момент я был готов перестать дышать и двигаться – иумереть.

Незнакомец подтянул меня почти вплотную к себе. Излучаемоеим сияние соприкасалось с окружающим светом и рассеивалось в нем, отчего лицомужчины словно озарялось изнутри, а каждая черточка проявлялась все четче ичетче. Я видел поры и тени на его смуглой, золотистой коже, морщинки и трещинкина губах.

А потом он заговорил... Тон был умоляющим, а голос,исполненный силы, мужественности и в то же время горя и страдания, звучалгромко и молодо.

– Ты никогда не станешь моим врагом, Лестат, правда? Нестанешь? Только не ты, Лестат, только не ты!

Господь! Боже мой!

Охваченный ужасом, я был силой вырван из Его рук, отторгнутот Него и от всего, что Его окружало...

Мы вновь оказались в центре воздушного вихря. Я бился вобъятиях Мемноха, рыдал и всхлипывал на его груди. Рай исчез...

– Мемнох! Отпусти меня, Мемнох! Господь! Это был сам ГосподьБог!

Однако Мемнох обхватил меня еще крепче и напряг все силы,намереваясь утащить вниз, подчинить себе и заставить наконец начать спуск.

Мы стремительно падали, и это было ужасно. Я был до такойстепени парализован страхом, что не мог ни держаться за Мемноха, нисопротивляться, ни делать что-либо вообще. Единственное, на что я был способен,это молча следить, как мимо проносятся потоки человеческих душ – одни воспаряливверх, другие летели вниз. Все они провожали нас взглядами, а тем временемвокруг вновь постепенно сгущалась мгла, становилось все темнее и темнее. Вконце концов я почувствовал, что воздух сделался влажным, наполнился знакомымизапахами, а вскоре мы мягко и бесшумно опустились на что-то.