— Неплохо устроились, — не выдержав, заметилНикита.

— Ничего особенного, поверьте, — ответилаДжанго. — Подождите, сейчас я открою ворота…

Но прежде, чем открыть ворота, она несколько довольнотомительных минут провела с псом, который появился невесть откуда и теперь внетерпении бросался на железные столбики ворот. Никите хорошо была виднавстреча: оставив столбики, пес переключился на Джанго, он едва не сбил девушкус ног, он норовил положить лапы ей на плечи, лизнуть в нос, он прыгал какщенок, закусанный надоедливыми слепнями.

— Рико… Малыш… Ну, пожалуйста, — смеясь,отбивалась Джанго.

Ничего себе малыш! Встреча с таким малышом не сулит ничегохорошего. Такому малышу только в фильмах ужасов сниматься — с мордой,перепачканной кровью и остатками сожранной селезенки. Такого малыша и любитьопасно — того и гляди раздавит, кадык вырвет ненароком…

Успокоив пса, Джанго наконец-то открыла ворота. Она открылаворота, хотя могла попросить Никиту припарковаться и выгрузить ящики на улице.И это было приглашение.

Это было приглашение, вот только неизвестно, что последуетза этим приглашением…

Никита въехал во двор, замощенный ровной, по-летнему теплойплиткой. Никаких особых изысков в окружающем ландшафте не было, никаких клумб смеланхоличными кокетливыми цветами. Большую часть занимали зарослиможжевельника, растущего, казалось, прямо из плитки. Тут же, во дворе, поднавесом, стояла машина.

Вполне приличная машина, куда приличнее, чем его собственнаяпотрепанная «девятка». Хотя слово «приличная» ей не совсем подходило. Скорее,она была экзотичной, киношной — пусть и заметно моложе киношной, чем егонежные, черно-белые воспоминания, но все равно — киношной.

Открытый «Форд» с надраенными до блеска хромированнымичастями и аккуратным, чисто вылизанным капотом. Из своих,пристыженно-стандартных «Жигулей» Никита вылез не сразу. Пес не дал ему вылезтисразу: он приблизился к «девятке», тихонько зарычал и уставился на Никитублеклыми, пергаментно-желтыми глазами.

Выдержать этот взгляд не представлялось никакой возможности,и Никита отвел глаза.

— Выходите, — бросила Джанго.

— Вы издеваетесь.. А собака?

— Выходите, он вас не тронет. — Она положила рукупсу на загривок, и он перестал рычать Нехотя, но все же перестал.

— Не бойтесь, — издевательски подбодрила егоДжанго. — Рико — хороший мальчик. Дурных поступков он не совершает.

Н-да… Дурных, может, и не совершает, а вот очень дурных,отдающих вырванными из анатомического контекста кусками человечинки… Такойсожрет и не поморщится.

Вздохнув, Никита вылез из-за руля. А пес, выпроставшисьиз-под хозяйской руки, медленно подошел к нему и принялся обнюхивать джинсы.

— Свои, Рико, свои… — успокоила его девушка. — ЭтоНикита.

— Вот и познакомились, — вяло сострилНикита. — Ваша машина?

— Моя. Только ездить я не люблю.

— Хорошая тачка…

— Наверное. Не знаю…

— И кто же на ней ездит?

— Никто.

Отлепившись от машины, Никита перевел взгляд на дом. Ничегоособенного, два этажа, обложенные мрачноватым, темно-коричневым сайдингом; окнав голландском стиле, чуть более высокие и чуть более узкие, чем обычно, никакихштор, никаких жалюзи. Низкое пологое крыльцо, приоткрытая дверь.

Интересно, распахнет ли перед ним Джанго эту дверь? Или всеограничится вытаскиванием ящиков из багажника, под присмотром Рико?

Она распахнула.

Но сначала до Никиты донесся коротенький саксофонный пассаж,идущий из глубины дома. Это был довольно искусный пассаж, легкая, как морскойбриз, и такая же рассеянная импровизация. Чтобы так — легко и рассеянно —бросить пальцы на саксофон, нужно быть большим мастером.

Пассаж повторился, оброс новыми подробностями, и Никитанаконец-то узнал его. Хотя звучал он чуть иначе, чем на старых, потрескивающихпластинках его отца, всю жизнь проболевшего джазом. И, кажется, умершего именноот этой неизлечимой, экзотической, непонятно каким образом въевшейся в русскуюкожу болезни.

— Джек Тигарден, — медленно произнесНикита. — Хорошая вещь.

Джанго бросила на него быстрый взгляд. Быстрый и совершенноновый. До этого в их подобии отношений царила снисходительная необязательность,и Никита, несмотря на все усилия, так и оставался для нее личным шоферомКорабельникoffa, не мытьем, так катаньем сумевшим навязать свои мелкие и такиеже необязательные услуги.

Теперь во взгляде Джанго сквозил неподдельный интерес.

— Джек Тигарден, точно. — Она остановилась, будтождала продолжения. Она, казалось, испытывала Никиту: не на знание давно забытыхи никому не нужных джазовых композиций. На что-то другое.

— «Старое кресло-качалка меня достало», — выпалилНикита.

В десятку. В яблочко.

— Точно. — Джанго от души рассмеялась. Уважительнорассмеялась. — В десятку. В яблочко. Вы любите джаз?

— Люблю. — Теперь уж Никита своего неупустит. — А вы?

— А я люблю человека, который любит джаз. Черт. Черт,черт!.. Надо же, дерьмо какое, лихо она его обломила, Никита даже губураскатать не успел, даже помечтать не успел — о том, чтобы эту губу раскатать…

И из подоб??ого облома следует только один вывод: Джангоживет не одна. Эта мысль неожиданно заставила Никиту погрустнеть. А чего онхотел, в самом деле? Глупо думать, что такая девушка, как Джанго, проводит всесвое время с собаками. А вот собаки, приправленные Джеком Тигарденом, это ужекое-что, это идет открытому «форду», стоящему под навесом.

Интересно, кому досталась эта девчонка?

Наверняка парню, который пресному Никите сто очков впереддаст. Небритому богемному ленивцу с красивыми руками. Без красивых рук рядом ссаксофоном делать нечего, а Никита давно заметил, что женщинам нравятся хорошейлепки пальцы. Вот и Джанго не исключение, даром, что обращается с собаками какс агнцами, как с морскими свинками, как с безобидными кроликами.

— Идемте в дом, — сказала Джанго. — Идемте, явас познакомлю с Даней… Стало быть, его зовут Даня. Тухляк. Ловить нечего.

— Может, не стоит?

— Да бросьте вы! Он — отличный парень.

Кто бы сомневался. Конечно, отличный. И знает множествовещей, а не только «Кресло-качалку…» А и «Королеву жимолости», и «Держи пять»,и «Без свинга это и гроша ломаного не стоит» и даже… о-о черт… «Добудь мне,папочка, порцию героинчика»…

— Ну, не знаю… Может, ящики выгрузим? Для начала?..

— Успеем… И Даня вам поможет…На помощь Данирассчитывать вряд ли придется: Никита понял это сразу, как только увидел егозализанную темную башку и капризно изогнувшиеся брови. Даня сидел в просторнойквадратной кухне, в кресле-качалке (привет Джеку Тигардену) и поглаживал рукамисаксофон. На вид ему было лет двадцать пять, и его можно было бы даже назватькрасивым. Да что там, без всяких «даже». Это была острая южная красота,мужественная и праздная одновременно. С такой красотой можно всю жизнь ничегоне делать, а если и делать что-то, так это ставки на бегах. И можно дажепроиграться до последней нитки — всегда найдется женщина, которая вытащит тебяиз грязи и долгов и облачит в гавайскую рубашку, которую так сладко срывать напороге спальни, да так, чтобы пуговицы отскакивали.