– Никогда, – твердо сказала я, – только в обмен на адресок.

– Ну и вали отсюда, коза сраная, – разразилась бранью моялюбезная собеседница и захлопнула дверь.

После этих слов на крылечке повисло густое облако перегара.Чихнув, я пошла к воротам. Опять вытащила пустую фишку.

– Тетенька, – раздалось из-за вновь приоткрытой двери. –Правда двадцать баксов дадите?

Я обернулась. На крыльце маячил мальчик неопределенноговозраста. Ростом с семилетнего ребенка, но глаза хорошо пожившего мужика иухмылка взрослого парня. В правой руке странное существо держало сигарету, чтосовершенно не сочеталось с детскими штанишками темно-синего цвета. На карманахбрючек красовались наклейки. На правом – красавица, на левом – чудовище.

– Ну так как, – переспросил странный мутант, – дадите?

Он затянулся и ловко выпустил дым колечками. В свое времяпробовала научиться подобному фокусу, но ничего не вышло.

– В обмен на адрес.

– Пишите, – деловито сказал парень. – Северное Бутово, улицаАкадемика Комова…

– Откуда знаешь?

– Секрет фирмы, – уклонился от ответа мой осведомитель, –гони «капусту».

– Ну гляди, – пригрозила я, – выясню, что обманул, приеду иоплеух надаю. И выбрось сейчас же сигарету, в твоем возрасте курить оченьвредно!

Непонятное создание снисходительно пояснило:

– Да я редко балуюсь, только с похмелья, вчерась маманькакакую-то жуткую дрянь приволокла, называется «Коростылевская», ежели встретите– не пейте, запросто помереть можно, папанька чуть полуботинки не отбросил, всюночь над ведром просидел.

И он, ловко выхватив из моих пальцев бумажки, исчез вглубине вонючей избы. Я вздохнула и пошла к машине. Иногда, в самыйнеподходящий момент, во мне поднимает голову воспитатель. Вообще с человеком,работающим в системе образования, жить вместе, наверное, невозможно. Ну как выпопросите у своего ребенка хлеба? «Ванечка, отрежь кусочек черного». Я жеговорю иначе:

– Маша, выпрямись, не горбись, смотри и слушай внимательно.Пойди к буфету, принеси хлебницу, достань батон, возьми нож. Положи булку надоску и отрежь кусок, потом все убери, да смотри, не накроши…

При этом учтите, что, много лет проработав в институте, явсе же не достигла высшей точки занудства. Говорят, среди учителей младшихклассов девяносто процентов разведенных, что, если вдуматься, совершеннонеудивительно. Ну какого черта я полезла воспитывать юного алкоголика? Сначаладала ему двадцать долларов на выпивку, а потом решила объяснить «малышу», чтоон плохо себя ведет.

До Северного Бутова ехала ровно час. А когда наконец,миновав кладбище, лес и какие-то стройки, оказалась внутри мрачного спальногорайона, сделалось немного не по себе. На улицах никого. Даже не видно матерей сколясками, хотя природа так и манит: теплый погожий весенний день.

Поглядывая в раскрытый атлас, принялась искать улицу Комова.На бумаге ясно напечатано – магистраль тянется позади проспекта Вишнякова. Носколько ни каталась туда-сюда, не обнаружила никаких следов разыскиваемойулицы. В конце концов, признав поражение, вылезла возле магазина ипоинтересовалась у скучающей продавщицы:

– Как проехать по такому адресу – Комова, восемнадцать?

Не переставая жевать «Орбит», девица тупо посмотрела на меняи заявила:

– Проехать? Никак!

– То есть? – оторопела я. – Нет такой улицы?

– Почему? – продолжала жевать девица. – Есть.

– Ну и где она? – рявкнула я агрессивно.

– Туточки, – сообщила продавщица, отчаянно зевая, – прямо зауглом, вниз к оврагу.

«Прямо за углом, вниз к оврагу» шла железная лестница. Явернулась назад к магазину с названием «Супермаркет» и, снова пробудив девушкуот спячки, осведомилась:

– А если на машине, то как?

– Никак, – равнодушно ответила любительница «Орбита», – наКомова проехать нельзя, только пехом. Да и чего ехать? Всего один дом и есть,прям смех.

– Точно знаете? – удивилась я. Мне нужно здание номервосемнадцать.

– Оно самое и есть, – подтвердила продавщица, – внизу, вовраге, одно-разъединственное.

– Где же первые семнадцать? – глупо удивилась я.

– А хрен их знает, наверно, построить забыли. Улица Комова –это лестница и один-единственный дом. – Девушка, явно борясь со сном, медленно,как черепаха, моргала веками.

– Господи, – не переставала я удивляться, – почему народу-тона улицах нет?

– А чего там делать? День на дворе, люди в Москву на работууехали, – пояснила девчонка.

Чертыхаясь, я спустилась по лестнице. На самом дне огромногооврага, в куче мусора, стоял трехэтажный блочный дом, чуть больше нашеголожкинского. Вокруг в беспорядке торчали уродливые деревья и какой-тополоманный зимней непогодой кустарник. На углу висела табличка «18».Удивительное дело, кто же додумался возвести здание в таком месте и почему емуприсвоили этот номер? За оврагом вокруг пустырь, заваленный ржавымиконструкциями, бочками и битым кирпичом.

На двери неожиданно оказался домофон. Я нажала цифру 1 иуслышала женский голос:

– Кто?

Подавив желание ответить: «Конь в пальто», я громкокрикнула:

– Откройте, Люсенька, это Дарья Ивановна Васильева, изЛожкина.

Замок щелкнул, и тут же заворочался ключ в двери квартиры.Люся стояла на пороге, растрепанная, в байковом халате, около ног, держась заподол, покачивался на кривеньких ножках годовалый ребенок.

– Надо же! – удивилась я. – Всегда считала, что у васдети-школьники…

– Дарья Ивановна… – пробормотала стрелочница. – Как узналиадрес?

Не отвечая на вопрос, я прошла в прихожую и велела:

– Ведите в комнату, поговорить надо.

Люся распахнула дверь. Комната оказалась неожиданно большой,метров двадцать пять, из нее виднелся вход в другую, поменьше. Все обставленопростой, но новой мебелью. На окнах дешевые, видно, тоже недавно купленные,занавески, пол застелен синтетическим паласом.

– Хорошая квартирка, – решила я сказать приятное хозяйке. –А кухня большая?