— Почему они погибли?

— Я не знаю точно. В здании есть контрольный центр на входе.Он впускает людей и подвергает их какому-то испытанию. Я лишь частичноконтролировал ситуацию. Кто-то держался дольше. Кто-то был уничтожен сразу. Посколькуты функционал…

— Бывший! — все-таки не удержался я.

Робот помолчал и терпеливо повторил:

— Бывших не бывает. Ты функционал, и у тебя гораздо большешансов пройти. Я оцениваю твои шансы как один к трем.

— Спасибо, утешил… А что за механизм оценки?

— Да просто в голову взбрело.

Я не выдержал. Я расхохотался. Умирающая, но мстительнаяметаллическая чушка с чувством юмора и потугами шутить! Великолепный союзник!То что надо!

— Тебе стало легче? — спросил робот, терпеливо дождавшись,пока я прекратил смеяться.

— Да, отпустило немножко… — Я поднял с земли автомат. —Далеко тут идти?

— Пять минут. Ты почти дошел до здания.

— Чего-нибудь умное можешь мне сказать? Как пройти этот…контрольный центр?

— Нет. Я даже не знаю, стоит ли тебе врать или говоритьправду.

— Так мне будут вопросы задавать?

— Вероятно, да. Вероятно, это строение обладает собственнымразумом.

— Ты меня восхищаешь! И мы стоим тут, рядом, и все этообсуждаем? А если оно нас слышит?

— Я полагаю, что это не имеет никакого значения.

— Ну так пойдем, — резко сказал я. — Хватит… лясы точить.

— Если ты пройдешь, то должен будешь отдать приказ, чтобыпропустили меня, — сказал робот.

— А допустим, я не отдам такой приказ? Что тогда?

— Тогда я останусь снаружи, — тоскливо сказал робот. — Когдасрок моего существования истечет, я подойду к этой пропасти, она наиболееотвечает моим целям, и брошусь вниз. Неразумно оставлять открытым то, на чтомогут наткнуться аборигены. К тому же я не хочу, чтобы мое тело разбиралиместные умельцы. Мне остается только верить тебе.

— Пошли, — сказал я.

— Следуй за мной.

Идти за роботом было проще. Какая бы сила и ловкость нискрывались в его металлическом теле, но он был более громоздкий и тяжелый.Робот поневоле выбирал широкую и надежную тропу.

— Здесь есть звери? — спросил я.

Почему-то робот ответил не сразу.

— Да. Тут жили волки, но они ушли. На другом склоне живетсемейство лис. Я люблю за ними наблюдать.

— Они тебя не боятся?

— Они привыкли. Я двигаюсь, но не пахну человеком.

Я вдруг представил себе, как эта карикатурная махинаприсаживается где-то возле лисьей норы — и застывает. Часы, дни… Роботнеподвижен. Тускло светятся глаза. Лисы перестают его опасаться и начинаютсвободно ходить мимо. Старый мудрый лис, глава семейства, первым подходит кнему и мочится на металлическую ступню, объявляя робота безобидной детальюобстановки. Робот не двигается. Весной лисята устраивают игры вокругпогрузившихся в землю ног. Робот недвижим. Только глаза, по которым стекаюткапли дождя, слабо мерцают в ночи…

— Тебе было здесь не слишком-то весело.

— Война никогда не являлась веселым занятием.

— А кто были те двое? Твои товарищи?

— Роботы.

— Тоже… на основе человеческого сознания?

— Да. На основе сознания моих детей, убитых функционалами.

Дальше я расспрашивать уже не рискнул.

Через несколько минут в тумане стал проступать небоскреб.Вначале я почувствовал холод — словно что-то огромное, тяжелое заслонило отменя невидимое в тучах солнце, нависло безучастной молчаливой громадой. Роботзамедлил шаг.

Внизу башни небоскреба объединяло что-то вроде общегостилобата — выгнутое дугой основание размером и формой со здание Главного Штабана Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Посередине дуги, там, где в зданииГлавного Штаба расположена арка, здесь была прозрачная дверь — большая,грузовик мог бы проехать, но на фоне здания теряющаяся. Конечно, здание былопостроено не из камня — ровный серый материал мог быть бетоном, а мог и неиметь в моем мире никакого названия. Окна в стилобате шли на высоте метровдесяти от земли.

Я посмотрел вверх — и увидел в тумане закрученные лепесткибашен. Мы сейчас стояли прямо в центре исполинской трубы, пронзающей облака.Мне показалось, что здесь, будто в оке тайфуна, проглядывает чистое небо.

— Вход перед тобой, — сказал робот. — Я не могу приблизитьсябез риска быть уничтоженным.

— Ага…

— Подходишь к стеклянным дверям. Они откроются, и тывойдешь. Тебе будут заданы какие-то вопросы. К сожалению, я не могу считатьинформацию ни одним доступным мне способом, ты будешь стоять спиной ко мне, аэти двери не вибрируют от звуковых колебаний.

— Жалко. — Я достал пачку сигарет. Земные уже кончились, ноя набил в пачку местных папирос.

— Успокойся, — мягко сказал робот. — Расслабься. Ты уже ввыигрышном положении, в тебе есть сущность функционала, и здание должно этопочувствовать. Ты видел его сразу, а те, кого я приводил, вынуждены былинесколько минут всматриваться, даже стоя здесь, чтобы воспринять окружающуюреальность. Я думаю, у тебя есть шансы.

— Спасибо. — Я несколько раз глубоко затянулся. — Вотрадость-то.

— Не стоит стрелять. Я думаю, автомат ты можешь оставить, ноон не причинит вреда зданию. И не забудь впустить меня.

— Не трусь, железный, — пробормотал я. — Все путём.

Он промолчал. А я затянулся еще раз, отбросил сигарету ипошел к дверям.

Здание, конечно, подавляло. Земные небоскребы, даже болеевысокие, все-таки стоят в окружении других зданий. Египетские пирамиды, хоть ивыстроены в пустыне, основательны, они плоть от плоти земли. А это сооружениена вершине горы было совершенно неуместным. Так ребенок, играя, строит башню изкубиков в самом неподходящем месте и говорит: «Она будет стоять здесь!»

Стеклянные двери были абсолютно прозрачными и чистыми. Заними я видел довольно большой вестибюль с мягко светящимися панелями в потолке.Посреди вестибюля стояла невысокая, по грудь мне, стойка. Так и казалось, чтосейчас появится дружелюбный портье, встанет за нее и спросит: «Вы бронировали унас место?»

Да, бронировал. С тех пор, как не смог войти в своюсобственную квартиру. Когда меня облаяла моя собака. Когда паспорт рассыпался вруках, а отец не узнал мой голос. У меня есть право войти в эту дверь. Войти —и сделать все, что сочту нужным!