— Можно, мне… — робко протянула она ладошки к Яну.

— Да, — вышло пугающе хрипло. — Конечно. Делай все, что требуется.

Мика кивнула, но будто самой себе. Словно решимости набиралась. И едва коснулась холодными пальцами груди Яна, снова зажмурилась и наморщила лоб.

Ян тоже стиснул кулаки, удерживаясь от внезапно захлестнувшего желания положить руки ей на талию и прижать к себе.

Мика замерла, и теперь можно было беспрепятственно скользить взглядом по ее ресницам, чуть вздернутому аккуратному носику и пухлым губам.

Биение в груди усилилось. Будучи в материи и глядя, как Мика с неподдельной радостью скачет, задрав голову и наблюдая за стаей почтовых сов, Ян ощутил его как никогда остро. Он и сейчас чуял, как сердце, будто бы в несколько раз увеличенное, скачет, безжалостно сминая ребра. Словно те были единственной преградой на пути, что перекрывали поток чувств.

Вот только внутренний тормоз то и дело срабатывал, всеми силами стараясь усмирить эту разрушительную силу, заглушить, заставить замолчать. Но разве можно? Насколько еще хватит сил бороться с собой или… с той темной силой, что столько лет дремала внутри?

Отныне все чувства и мысли были как на ладони. Те решения и ответы, что прежде терялись где-то в глубине, вдруг стали доступны и ясны. Нужно лишь спросить. Лишь узнать.

Так что же он испытывает к этой девчонке? Желает ее?

Да. Безусловно. Казалось, даже пальцы горят, едва подумает, как касается ее щеки, шеи, тонких ключиц.

Еще один шаг, и Мика, избегая близости, все же не удержалась, отступила. И теперь, широко распахнув глаза, глядела на Яна, но рук от груди не отнимала. Словно позабыла, что они все еще там, все еще испытывают его самообладание на прочность.

— Слышишь что-нибудь?

Шепот обжигал, казался оглушительно громким.

— Не знаю, — в ответ зашевелила губами Мика, еще на полшага отступив к стене. — Возможно, совсем немного что-то…

Пальцы впились в бетонную твердь по обе стороны от хрупких девичьих плечиков, блокируя малейшую возможность в сторону отклониться. Буравя Мику взглядом, Ян приблизился настолько, что каждую веснушку на носу разглядеть мог.

— Попробуй еще раз. Пожалуйста.

Попытка быть вежливым с треском провалилась.

— Сейчас, — кивнула она, но рук по-прежнему не отнимала.

Правда это уже скорее предусмотрительность, а не желание прикоснуться. Мика готова в любую секунду оттолкнуть нависшую угрозу. И пусть сил не хватит. Она точно попытается.

Ее дыхание стало неровным, губы приоткрылись и тут же крепко сжались. Даже лицо заострилось, и Ян разочарованно сморщился, будто удар под дых получил.

— Ты меня боишься?

— Нет, конечно!

Ян сощурился. Врет?

Ну, разумеется. Еще как боится. Боится до дрожи. До мелких мурашек на шее, до судорожно бьющейся жилки на виске.

Мика вновь прикрыла глаза, облизав губы, и странное чувство пронзило Яна насквозь. Желание скрыть эту девчонку от чужих глаз. Уберечь. Спрятать. Чтобы ни одна живая душа не посмела коснуться ее даже мельком.

Комната поплыла перед глазами, и только тонкая фигурка Слышащей, так усердно хмурящей лоб, оставалась удивительно четкой.

— Ян, я пытаюсь, но не выходит, — наконец решительно отняла Мика руки от его груди. — Прости, но, видимо, я безнадежна.

Состроив извиняющуюся физиономию, она попыталась сбежать, ткнувшись плечом в руку. Но та, покрывшись едва наметившейся сеткой темных вен, прилипла к стене намертво.

Ян, находясь на грани яви, не в силах был даже мускулом пошевелить.

Бранов стоял близко. Так близко, что дух захватывало. Удалось даже разглядеть у левого уголка губ крохотное пятнышко-родинку. Такая же точка, но чуть темнее, расположилась под глазом, чуть ближе к виску.

Эти крохотные недостатки завораживали. Нестерпимо хотелось провести по ним пальцем. Поделать путь от виска к губам. И как я прежде их не замечала? Хотя и не мудрено, так близко с аспирантом мы еще ни разу не были.

Но теперь он даже ближе, чем позволяют приличия. Словно затаился и ждёт. Сделай я хоть одно неверное движение…

— Ян, я пытаюсь, но не выходит, — решительно отняла я руки от его груди в попытке хоть как-то вырулить из столь двусмысленного положения. — Прости, но, видимо, я безнадежна.

Карие глаза, чуть темнее липового меда, сощурились. Неужели разозлился? Такой пустяк ведь… А быть может это уже и не Ян вовсе?

Где-то в квартире выше продолжала бить басами музыка. Едва слышный клавишный перелив и… будто бы саксофон.

Джаз? Какофония звуков затихла, разразившись с новой, но гораздо более мелодичной силой. Кажется, вся моя жизнь превратилась в сплошной джаз! Все кувырком, на срыве и вот-вот разломится со звуком рваной струны.

Легкое дыхание коснулось моего лица. Мороз пронесся по коже, но я вмиг вернула себе самообладание. Если бы Хаос овладел Яном, глаза непременно потемнели бы до черноты.

Наверное.

— Ян, — вновь позвала я, отвлекая от ужасно неловкого созерцания себя любимой. — Я не слышу… его.

— Ты напряжена, поэтому не выходит, — своим обычным голосом заговорил он. Без этой будоражащей отрывистой хрипотцы. — Расслабься.

Ага. Будешь тут расслабленной, когда не знаешь, куда от смущения деться.

— Ты прав, наверное, — совсем успокоилась я, когда Бранов отступил на шаг, и капкан его рук наконец разжался. — Впечатлений слишком много за один день вышло. Хорошенько нас Хаос повалял. Я уж думала, кошкоты нас в винегрет покромсают! И ты едва… — неловко замолкла я, усмиряя словесный поток. — В общем, расслабиться у меня сегодня точно не выйдет.

— Тебе нужно расслабиться, — повторил Ян, улыбнувшись и протянув руку, ладонью вверх. — Я могу помочь.

Я замешкалась. На ум, кроме неприличных идей релаксации, ничего не приходило.

— Мика, ты чего? — засмеялся Ян, чуть склонившись и подхватив мою руку. — Не съем же тебя, право слово!

«Съем — это еще не самое страшное!» — так и вертелась навязчивая мысль, что заметалась еще быстрее, едва аспирант потянул меня к себе.

— Я… — только и успела смущенно крякнуть, оказавшись в его объятиях.

— Не… съем, — медленно повторил Бранов, вновь уложив мои руки к себе на грудь, а свои — мне на талию. Переступил с ноги на ногу.

Что происходит?

Чтобы не потерять равновесие, я поспешила сменить положение, но Ян вновь переступил.

Медленно, раскачиваясь в унисон друг другу, мы ступали по кругу. Это было похоже на танец. Обычный медленный танец, немного напоминающий вальс, точнее, его упрощённую версию. Но несмотря на незатейливость танцевального этюда, в горле пересохло, а сердце застучало в разы быстрее. Мне уже даже начинало казаться, что мы попадаем в ритм едва слышных из-за плит перекрытий нот.