В начале второго тайма у сборной Уругвая была пара возможностей, но мы справились. От энергии и высокого темпа, что мы проявили в матче с Италией, в гораздо более напряженных условиях, не осталось и следа. Ни один из тех, кто был в белых футболках, кроме Руни, казалось, не готов взять игру в свои руки. Но мы не оставляли попыток и, наконец, за пятнадцать минут до конца совершили прорыв. Старридж нашел передачей Джонсона, который сместился вправо. Перемещаясь на скорости и блестяще контролируя мяч, Джонсон обошел защитника и с силой прострелил вдоль ворот. Передача была убийственной, и Руни, находящийся в пяти метрах от ворот, левой ногой проткнул ее мимо вратаря. Мы ликовали. Первый гол Руни на Кубке мира – 1:1.

Похоже, пришло время на том и успокоиться. Мы не напрягались, а ничья с Уругваем и победа в последнем для нас матче со сборной Коста-Рики почти наверняка позволят нам выйти из группы. Преимущество во владении мячом было у нас – 62 %. Нам оставалось только быть осмотрительными, когда уругвайцы вырывались вперед и шли в контратаку. Точно так же, как и в матче с Италией, когда счет был тоже 1:1, мне хотелось, чтобы мы были осторожнее и осмотрительнее. Но сборной Англии не откажешь в воинственности. Команда жаждала победы, и мы бросили все силы в атаку.

Столько наших игроков летели вперед, чтобы забить и стать героем, что при каждом переходе от атаки к обороне казалось, что мы в меньшинстве. Мы были где угодно, но не на своих местах, когда атака неожиданно переходила в оборону. Суарес затаился. Мне хотелось, чтобы мы были терпеливы, выстраивались, прощупывали слабые места и перемещались компактно. Может быть, в оставшиеся десять минут нам удастся реализовать лишь один голевой момент, но, возможно, нам большего и не надо. А вместо этого мы, казалось, хотели создать голевой момент каждый раз, когда получали мяч.

На восемьдесят пятой минуте вратарь сборной Уругвая, Фернандо Муслера, зафиксировал мяч. После этого он отправил длинную передачу за центр поля. Я, на нашей половине, начал спиной отступать к линии. Я ждал, пока один из центральных полузащитников за моей спиной выкрикнет «мой». Казалось, это был заурядный вынос мяча, при котором бдительный центральный защитник, завидев снаряд, выдвигается вперед. Позади меня было тихо, а когда Кавани приподнялся, чтобы перенаправить его головой, я подпрыгнул вместе с ним. Но когда ты отступаешь спиной, трудно проыгнуть достаточно высоко. Мяч скользнул по моей голове и изменил направление. Джагелка с Кэйхиллом потеряли позиции. Мяч на скорости проскочил мимо них. Суарес понял, как будут разворачиваться события. Он развернулся и помчался к нашим воротам, едва мяч коснулся моей головы. Суарес вновь обошел всех благодаря своей устрашающей скорости и безжалостному коварству.

Ничего похожего на то, когда Демба Ба метнулся к нашим воротам после моего промаха. Тогда у меня еще была надежда, что Симон Миньоле выручит меня или что Ба промахнется. Но про Суареса я понимал – исход будет только один. Я два с половиной года играл с ним в одной команде и знал, как Суарес поступал в таких случаях. Он не оставлял камня на камне, и он камня на камне не оставит и от нас, и от нашей мечты о Кубке мира.

Суарес позволил мячу пару раз отскочить от земли и лишь затем коснулся его раз, а потом тут же другой. Суарес нанес мощный удар мимо Харта и забил свой второй потрясающий гол. Уругвай – 2, Англия – 1, пять минут до конца матча.

После финального свистка мною овладела прежняя пустота. Луис отыскал меня. После гола его заменили, и на нем была небесно-голубая тренировочная куртка. Луис понимал, что ему нечего сказать. Он выиграл, а я проиграл. Но мы были друзьями. Он положил руку мне на голову. Я опустил глаза, и он несколько мгновений не убирал руки. А потом, кивнув мне и пожав руку, Луис ушел.

Я был удручен. Я понимал, что это плохо, что мяч, соскользнув с моей головы, попал прямо Суаресу. Когда мы переоделись и молча брели к автобусу, я достал телефон и написал Джейми Каррагеру. Я спросил у него про это касание головой. Разбираться с мячом всякий раз, когда он оказывается передо мной, – моя задача. Но мне казалось, я не должен был отступать назад, к центральной линии поля, чтобы перехватить мяч, пролетавший над моей головой. Рой Ходжсон сказал, что защитники должны были подсказать и разобраться с мячом. Но мне нужно было мнение Джейми – как откровенного критика и как бывшего центрального защитника.

Карра тоже считал, что это был мяч защитников, и раз уж я пошел за ним, центральные бэки должны были подготовиться к худшему. Это была общая ошибка. Я сыграл не так, как следовало. И кроме того, было преступлением оставлять Суаресу столько места. Все мы заслуживали того, чтобы на нас показывали пальцами. Это обидно, но, если не можешь смириться с тем, что тебя обвиняют, тебе не стать профессиональным футболистом и не нужно даже пытаться играть за «Ливерпуль» или сборную.

И мне нужно было признать горькую правду. Ни один из нас не сыграл хорошо. Мы не заслуживали ничего другого и должны понести за это наказание.

Казалось, целая вечность прошла с того октябрьского вечера, восемь месяцев назад, когда я забил в ворота сборной Польши, благодаря чему мы прошли отборочный этап Кубка мира. С тех пор, если не питать никаких иллюзий по поводу возможностей сборной, нашей задачей-минимум было выйти из группы, раз уж мы попали в Бразилию. Но мы с треском провалились. Мы вылетели с чемпионата мира раньше, чем любой другой состав сборной Англии в прошедшие годы.

Перед нашим последним, совершенно бессмысленным матчем со сборной Коста-Рики проводилась пресс-конференция. Думаю, что я мог бы уклониться от нее, отказаться присутствовать или найти какой-нибудь предлог, но я чувствовал, что мне важно встретиться с прессой. По-моему, 22 июня 2014 года я шокировал обозревателей, которые долгие годы следили за моей карьерой в Англии.

Я чувствовал себя дерьмово. И выглядел дерьмово. Под глазами у меня были круги. Последние три ночи я почти не спал и не брился четыре дня. Щетина у меня была жесткой и колючей. Я отправился в пресс-центр в районе Урка Рио-де-Жанейро. Повсюду были журналисты. Почти все были старые знакомые. Многих я знал лично. Некоторым я даже доверял. Я ни с кем не здоровался и не кивал даже тем, кого знал лучше всего. Я просто уселся за стол. Рой Ходжсон сидел рядом. В ожидании я уставился прямо перед собой. Я уже знал, какими будут первые несколько вопросов. Я их уже слышал. В июле 2014 года я возглавлял пресс-конференцию в Южной Америке после того, как мы проиграли Германии 4:1. На этот раз все было хуже. Гораздо хуже. Мы выбыли из турнира, а нам оставался еще один матч. Это было еще обиднее. Было такое отчаяние, словно после поражения по пенальти. Я чувствовал себя совершенно незащищенным.

И да, я еще чувствовал себя настолько уязвленным по более серьезным, личным причинам. Я понимал, что мне уже больше не доведется участвовать в крупных футбольных турнирах. Все кончено. Шесть турниров, шесть разных сценариев жестокого разочарования. Кто-то сделал решительный шаг и задал неизбежный вопрос: как я себя чувствую? Думаю, капитану английской сборной вполне логично ответить на такой вопрос после двух чистых поражений, из-за которых турнир для нас завершился. И поэтому я ответил откровенно. Мне было «очень больно». Кое-кто из обозревателей опустил глаза. Я не нуждался в каком-либо сочувствии, но они – тоже люди. И им было меня жалко. Я продолжал. Я чувствовал себя «разбитым». Моя боль выплескивалась наружу. Но это были бы не английские журналисты, если бы не поднялись какие-нибудь неоднозначные вопросы. Моя боль была абсолютно однозначной. Она была слишком явной, чтобы можно было сомневаться. Однако раздавались и другие голоса, другие вопросы. Я понимал, что со мной это не связано. И все же я вздрогнул, на этот раз от злости, когда меня попросили прокомментировать заявление Гарри Редкнаппа о том, что нынешних футболистов Премьер-лиги не интересует игра за сборную. До назначения Роя Гарри охотился за местом главного тренера английской сборной. Он сказал, что кое-кто из игроков его «шпор» считает, что игра за сборную Англии – «сплошная головная боль».