Катерину поставили работать санитаркой прикабинете доктора. Молоденькая Наташенька, вчерашняя выпускница, только ойкала,когда ей приводили одну из матерых зэчек, загнавших себе под кожу расческу.

– Господи, – лепетала девушка,трясущимися руками перебирая нехитрый инструмент, – зачем это она? Чтоделать, а? Надо в больницу отправлять!

– Еще чего, – рявкалавоспитательница, – машины нет, да и по голове за недосмотр не погладят!Давай режь, я в коридоре постою!

Наташенька, сдерживая слезы, лепетала:

– Наркоза нет!

– Эка беда, – ронялавоспитательница, выходя из кабинета, – ну дай ей чего-нибудь!

– Есть только анальгин и йод!

– Ну и хорошо, всунь таблеточки, ваткойпомажь, обязательно поможет, – заявляла баба в форме, исчезая.

Наташа умоляюще глядела на санитарку, Катямыла руки, живо вытаскивала расческу и сухо говорила зэчке:

– Еще раз такое сделаешь, зубную больнашлю.

– Все, все, все, – кивалазаключенная, – ни-ни! Поняла.

С Наташей Кате в принципе жилось нормально, номолоденькая докторша ухитрилась добиться перевода и отбыла прочь. Некотороевремя кресло в амбулатории пустовало, а потом появилась Настя Опара, толстая,одышливая тетка, которую в лагере моментально начали звать Квашня. То ли кличкудали из-за фамилии, то ли из-за внешнего вида Насти. Впрочем, Анастасиюпрозвище не удивило.

– Меня всю жизнь Квашней кличут, –спокойно пояснила она Кате, – кое-кто думает, фамилия у врача такая, неОпара, а Квашня, я привыкла уже.

Опара оказалась опытным специалистом, вобморок при виде травм не падала, обманывать себя не давала и ловко умеласправляться с мелкими хирургическими операциями, зашить рану на ноге для Настиявлялось плевым делом. А еще она не лаялась с Катей, не корчила из себявеликого профессора, не напоминала санитарке о том, что та невесть кто бездиплома, а прислушивалась к замечаниям и советам вынужденной напарницы.

Через некоторое время Катя полюбопытствовала:

– За что сидишь?

Правила зоны требуют отвечать на подобныйвопрос честно, Настя сухо назвала статью. Катя, успевшая за время отсидкивыучить почти весь кодекс, удивилась!

– Это что ж такое?

– Взятка.

– Деньги брала?

– Да, – коротко ответила Настя имгновенно перевела разговор на иную тему.

Катя не стала продолжать явно неприятную длянапарницы беседу.

Насте никто не передавал посылок и не писалписем, Катя мотала срок на тех же условиях, в принципе между женщинами быломного общего, обе никому не нужны, достаточно квалифицированны в избранномремесле. Наверное, они могли бы стать близкими подругами, но… никаких попыток ксближению ни та, ни другая не делали. Так пролетело три года, а потом Настязаболела, да так сильно, что ее пришлось отправить в больницу.

Месяца два Катя работала в амбулатории одна,потом начальство сказало:

– Завтра встречай нового доктора,вольнонаемная она и, слава богу, не первый день служит, при муже состоит, егона нашу зону переводят замполитом.

Начальник откровенно радовался удачномуприобретению, он даже милостиво заметил:

– Сказал Надежде Петровне пару слов,похвалил тебя.

– А где Опара? – рискнулапоинтересоваться Катя.

– Не жилица, – махнул рукойхозяин, – рак у ней и еще куча хворей, смерти ждет.

Неожиданно Кате стало страшно: вот судьбакакая, умрет Настя, похоронят ее в общей могиле, и конец, словно и не было никогдачеловека на земле.

Надежда Петровна оказалась хорошим, добрым иочень грамотным специалистом. Вот с ней Катя подружилась, и заключениеперестало быть обузой. Надя подкармливала санитарку, приносила той домашнююеду, а еще она тщательно записывала рецепты Катерины.

Появился и совсем радостный момент в жизниКати. Надежде Петровне иногда требовалось ездить в областной центр, залекарствами и всякой ерундой. В качестве сопровождающей она брала Катю. Этобыло грубейшим нарушением режима, но муж Нади, замполит, сумел уговоритьначальство. Впрочем, хозяин зоны не слишком сопротивлялся, в те годы окачественной контрацепции в СССР не слыхивали, люди знали лишь презервативы, спечальной регулярностью пропадавшие даже в аптеках Москвы, чего уж говорить обогом забытом местечке в Мордовии. Жена хозяина зоны беременела с удручающейрегулярностью, и если бы не умение Кати, в доме начальника голосило бы штукпятнадцать детишек.

В общем, правила нарушались, Надя с Катейездили в город. Зимой врач и санитарка отправились в очередной раз в больницу.Пока Надя решала всякие вопросы, Катя смирно сидела в коридоре. Отделение, гдеона находилась, не считалось специальным, особого отсека для зэков не имелось,просто были палаты с решетками на окнах и дверями, тщательно запираемыми наключ. В общую столовую зэчки не ходили, но процедурный кабинет, операционная,рентген, лаборатория были одними для всех: как для свободных граждан, так и дляосужденных. В провинции из-за бедности все проще, чем в крупных мегаполисах. Ипотом, в клинику заключенных привозили уже в таком состоянии, что мысли опобеге не приходили несчастным в голову.

Катя сидела на стуле, поджидая Надю, вдруг вконце коридора показалась каталка, на которой лежала какая-то женщина. Неуспела медсестра довезти больную до Кати, как раздался громкий голос:

– Аня, забыла снимок.

– Во черт, – сплюнула девчонка ипошла назад.

– Одеяло поправьте, – прошелестело спередвижной кровати, – холодно очень.

Катя встала, хотела подтянуть повышезастиранную, серую байку и ахнула: перед ней лежала Настя.

– Ты жива? – вырвалось у знахарки.

– Едва, – шепнула Настя, – силнет. Послушай, помоги мне.

– Но как?

– Телефончик скажу, позвони, попросиЕпифанию, передай, Настя Опара умирает.

– Конечно, – кивнула Катя, –говори номер.

Разговор пришлось заказывать на почте, Надя сКатей довольно долго просидели на переговорном пункте, пока их не соединили. Изтрубки послышалось:

– Слушаю вас.

– Мне бы Епифанию, – бормотнулаКатя.

– Это я.

– Вы Настю Опару знаете?

Послышалось осторожное покашливание:

– Да.