– Пока нет. Только тебе обязательно надогимнастику делать, мышцы слабые, вот позвонок и съезжает, станешь заниматься –забудешь про хворобу, на авось оставишь – скрючит всю, я уже не помогу. Все оттебя зависит, от твоего выбора.

– Надо же! Так просто, одна секунда – испина здоровая, – ликовала я.

– Ага, – кивнула знахарка, –если знать, куда стукнуть. Вот и Настя Опара знала, что дать и куда спрятать!

Я заморгала, а баба Катя вдруг очень тихосказала:

– Знаешь, отчего я тут так долго трепалавсякие истории? Мне тебя почувствовать было надо, сразу понять не могу, спервой минуты. Иногда придет человек – и милый, и хороший, и ласковый, и конфетдорогих принесет, и я ему отлично помогу, расстаемся друзьями. Все славно,только после него впору в баню идти, столько грязи в комнате остается. А другойс виду сморчок, да душа светлая. Ты же упорная, все равно своего добьешься, илия ошибаюсь?

– У меня характер терьера, – так жетихо ответила я, – если вцеплюсь в проблему, буду трясти ее, пока неразрешится.

Знахарка села на стул.

– Думаешь, тебя Господь зря сюда привел?Нет, ты мое наказание, вот я и мучилась, говорить или нет. Ладно. Опараотпустила людей из лепрозория, ясное дело, за деньги. Больных потом в монастырьпривезли. Епифания им документы достала и в добрый путь, пошли они по новойжить.

– Прокаженные?

– Да, только с виду-то они нормальные, отздоровых не отличишь. И не все там болели.

– И в лепрозории шум не поднимали, когданесчастные исчезли?

– Нет.

– Почему?

– Не стану объяснять, поверь, шито-крытовсе было. Епифания с Опарой крепко-накрепко веревочкой связаны, почему – нескажу. Что матушка с этого имела, тоже не знаю. Вообще-то она святой человек,доброты немереной, думаю, полагала, несчастным помогает, в лепрозории ведь издоровые есть. А вот Опара денег хотела, и куда потом их дела, не знаю, у неесамой практически ничего не осталось, нищей ушла. Если померла, конечно.

– Это как?

Баба Катя мрачно усмехнулась.

– Знаешь, как она из тюремной больницыосвободилась?

– Я слышала, что безнадежно больныхзаключенных отпускают.

– Может, и так, только Опара «умерла»,похоронила ее Епифания в Мордовии, на местном кладбище.

– Ничего не понимаю.

– Ясно объяснила же, померла Опара, потоможила.

– ОЖИЛА?!

– Да, Епифания ее в монастырь увезла,несколько лет она там жила, потом в барак перебралась. Тихо очень денечкитащила, потом… Ну не знаю!

– Что? Что? Что потом?!

Знахарка тяжело вздохнула.

– Очень уж она злой к концу стала, прямоядом прыскала и все причитала: денег нет, денег нет, нищета горькая, разделименя, отняли накопленное.

– Кто?

Баба Катя развела руками.

– Не знаю, только убивалась она страшно,пару раз обронила со злобой: «Ну я их заставлю раскошелиться». А потом, гляжу,довольная ходит.

Удивленная переменами в настроении старухи,баба Катя решила заглянуть к соседке на огонек, но та не пустила знахарку ксебе.

– Не убрано у меня, – проворчалаОпара, – и вообще, я узлы собираю, съезжаю скоро, документы на квартиркуготовлю.

– Вот я и подумала, – закончила бабаКатя, – взялась Настя за нехорошие дела снова. Уж чем занималась передсмертью-то, мне неведомо. Может, шантажировала тех, кто с ее помощью излепрозория вышел? Оговорилась она мне еще на зоне, что их несколько человекбыло. Вдруг списочек Настя хранила? Может, Еремина, та, которую язва убила, заним охотилась? Потому тебя от комнаты увела? Думала тайничок найти, а в нембумажку. Да зря, Настя с листочком небось смылась.

– Она же умерла! – тупо повторилая. – Если на тот свет ушла, назад не вернутся.

Баба Катя подперла кулаком щеку.

– Ну ладно, до конца расскажу. У Епифаниилекарство имелось, в монастырях такие вещи творятся, большие умельцы есть. Апри обители Одигитрия жила, она любую микстурку сделать могла, великойзнахаркой считалась.

В общем, договорившись с прокаженными, Опараначала действовать. Побег готовили задолго и очень тщательно. Человек начиналпить снадобье и заболевал, ему делалось откровенно плохо, поднималасьтемпература, ломало суставы, резко падал вес. Никакие лекарства, применяемыесовременной медициной, не действовали. Для того чтобы остановить процесс,следовало не просто прекратить прием варева, но и использовать противоядие.Очевидно, прокаженные страстно желали выбраться из лепрозория и верилиАнастасии, раз решились на подобную авантюру.

Еще надо было обладать большой силой воли,чтобы продолжать телесные страдания, потому что человеку с каждой неделейделалось все хуже и хуже, в конце концов он умирал.

– Как умирал? – подскочила я. –Конечно, того, кто закончил жизненный путь, вынесут из лепрозория, но навряд лизадумавшие побег планировали подобный исход. Маловероятно, что люди хотелииспользовать гроб в качестве трамвая к остановке «Свобода».

– Именно смерть и была их целью, –пояснила баба Катя, – люди-то погибали не по-настоящему, просто внешнеочень походили на трупы. Лежат, не дышат, не шевелятся…

– И что, сотрудники морга не понимали,что человек в коме?

– Охо-хонюшки! Какой особый в лепрозорииморг! Опара сама смерть констатировала, тело на местном кладбище хоронили.Устраивали нечто вроде торжественной процедуры: гроб, в нем тело. Больныеплачут, потом домовину увозили и закапывали.

– В землю?

– Ясное дело, затем поминки скромные,монашки приходили, они в лепрозории частые гости, обитель рядом, сестры убогимпомогают, и, пока больные угощаются, им в день похорон обязательно водочкинальют, «труп» из могилы выкапывают, в монастырь переносят! Там человека в себяприводят, ну и дальше неинтересно.

– Откуда вы все знаете? – прошепталая.

Баба Катя потерла виски ладонями.

– Опаре невмоготу сидеть стало, вот она ирешилась мне открыться, лекарство сама сделать не могла, помощник требовался, яей идеально подходила. И потом, следовало Епифанию вызвать. Уж как она всеустроила, кто тело Насти перевез, то мне неведомо, я плату за свои действияполучила.

– Какую?