люди, ни правда, ни справедливость – им важны показатели, улучшение которых – неважно, каким способом – помогает сохранить за собой теплое место у кормушки, в которую регулярно поступает все та же горячо любимая чиновниками всего мира питательная смесь, состоящая из денег и власти.

Усевшись за руль, он вдруг почувствовал, что не хочет никуда ехать, а хочет, наоборот, хорошенько выспаться, чтобы потом обдумать все на свежую голову. Понимая, что поступает в высшей степени неразумно, он решил посвятить остаток дня и всю ночь праздности и безделью. Вряд ли противник, если таковой у него в действительности имелся, ожидал от Юрия Якушева именно этого. Придя к такому выводу, от которого подозрительно попахивало самообманом, Юрий запустил двигатель.

Он хотел поехать в гостиницу, но потом, вспомнив, что имеет дело с московским уголовным розыском, изменил решение и двинул на вокзал. Здесь ему без особого труда удалось снять на сутки однокомнатную квартиру в окраинном микрорайоне, расположенном неподалеку от ведущего в нужном направлении шоссе. В седьмом часу вечера он переступил порог своих не блещущих комфортом и богатством обстановки апартаментов, имея при себе шесть бутылок пива, пакет с немудрящей снедью и банку растворимого кофе. В последнее время события вдруг понеслись вскачь; Юрия подталкивали, подстегивали и пришпоривали, и он вместе с событиями галопом несся в направлении, которого не выбирал. Это его никоим образом не устраивало; он ощущал острую потребность в тайм-ауте, и тайм-аут был взят.

Глава 14

– Теперь Гунявый, – задумчиво произнес майор Молоканов, провожая взглядом грузовой микроавтобус, в глухом цельнометаллическом кузове которого отправился в последний путь упомянутый уголовный элемент.

– Ага, – поддакнул Арсеньев, выглядевший таким же задумчивым и озабоченным. – Интересно, Гунявый-то здесь при чем? Чем он ему помешал?

– Вот и я думаю: чем? – сказал Молоканов и, пожав плечами, добавил: – Кто ж его, маньяка, разберет! Чем-то, наверное, помешал.

Прокурорские сели в свою белую «ГАЗель» и укатили. «Скорая», вызванная к одной из местных бабусь, с которой на почве пережитого волнения случился сердечный приступ, тоже уехала. Последние сержанты из оцепления грузились в сине-белый «уазик» ППС, который уже урчал движком, поплевывая синеватым дымком из ржавой выхлопной трубы. Высоченные и тощие из-за недостатка солнечного света клены купались в жидком червонном золоте заката, все вокруг было окрашено в теплые медно-красные, оранжевые и охристые тона. Наступал еще один теплый, безветренный майский вечер, обещавший плавно перейти в такую же теплую, тихую, бархатную ночь. Над ближней девятиэтажкой завис тонкий полупрозрачный серпик молодого месяца, кое-где в домах уже светились разноцветными прямоугольниками освещенные окна. Арсеньев вынул сигареты, угостил Молоканова, и напарники дружно задымили, рассеянно поглядывая по сторонам.

– Он меняет почерк, – заметил Арсеньев. – Первый этаж, деревья… С «драгуновкой» тут делать нечего. Значит, он использовал что-то другое, да и выбор жертвы странный. Гунявый свое отсидел от звонка до звонка, да и мелковата эта дичь для Зулуса, как ты считаешь? Вот тебе и маньяк!

– Не о том ты думаешь, Дима, – укоризненно произнес Молоканов. – Мне гораздо любопытнее, откуда в этой клопиной норе взялись аж три бутылки «Белой лошади». И почему.

– Спер где-нибудь, – равнодушно предположил Арсеньев.

– Ой ли? Наклейки с магнитным кодом на месте, я проверял. И потом, даже такой идиот, как Гунявый, не стал бы рисковать свободой из-за выпивки! Ну, допустим, горели у человека трубы, невмоготу ему было… Так и стянул бы пузырь водки, которая подешевле! Поймали бы – отполировали бы мослы и выкинули из магазина, а три литра хорошего виски – это уже солидный ущерб, тут парой синяков не отделаешься. Да и не с его навыками такие вещи воровать. Ты попробуй-ка сам это пойло из магазина вынести – хотя бы одну бутылку, не говоря уже о трех!

– Чего ты привязался к этой «Белой лошади»? – изумился Арсеньев. – Ему башку снесли, а ты – виски!

– Возможно, виски – это ключ к ответу на вопрос, почему Зулус снизошел до такого слизняка, как наш Гунявый, – сказал майор. – Ты вспомни-ка, что Щегол перед смертью пил! Именно «Белую лошадь»!

– И что?..

– Предположим на минутку, что кто-то сделал то, что в ту ночь хотел сделать ты: позвонил Гунявому и заказал нашего Щегла. Гунявый выполнил заказ и, вполне возможно, отметил это дело – выжрал тот сомнительный пузырь водки и отведал этой самой лошади из бутылки, которую Щегол купил на моих глазах в супермаркете. Это, кстати, объясняет все проколы, которые он допустил, инсценируя самоубийство… Понравилось, наверное, вот он и решил раз в жизни шикануть, потратить часть гонорара. Да что гонорар!.. В квартире у Щегла нашли только штуку баксов – этот дурень их в холодильнике хранил. А мы с тобой знаем, что зарабатывал он намного больше и не тратил, а откладывал – на хорошую машину, на квартиру… И где они – в банке? А может, их Гунявый прибрал? Вот тебе и «Белая лошадь»!

– Ну, ты загнул – втроем не разогнешь! – подумав, скептически объявил Арсеньев. – Кто ж его к Щеглу послал, если ни ты, ни я этого не делали?

– Тот, кто нас прослушивал, – ответил Молоканов, глазами указав на стоящий поодаль «туарег». – Просто твоя идея показалась ему дельной, тем более что позволяла натравить нас друг на друга, вызвать взаимные подозрения. Он ведь не мог знать, что мы не разбежимся по углам, как тараканы, а отправимся в «Лагуну» за алиби!

– Звучит логично, – задумчиво протянул капитан. – Да, это многое объясняет. Пожалуй, даже все. Кто грохнул Щегла, ясно; зачем грохнул – тоже ясно. А Гунявому, стало быть, просто заткнули рот, чтобы он нам не проболтался.

– Вот именно! Для Гунявого мы – одна компания, да и вообще, на мои вопросы он привык отвечать с ходу, не задумываясь, и притом чистую правду – врать-то себе дороже, это я ему давным-давно очень популярно объяснил.

– Да, все сходится, – повторил Арсеньев. – Очень гладко сходится. Я бы даже сказал, чересчур гладко.

– То есть?

– To есть посмотри, что получается. Поначалу-то как было? Поначалу, если не забыл еще, ты предлагал подтасовать улики, выставить этого Спеца, Якушева, Зулусом, а Мамонта – его сообщником. Устранить, стало быть, непосредственную угрозу и дальше без помех, на приволье, ловить маньяка. А теперь, не прошло и недели, по-твоему уже выходит, что Мамонт и есть самый настоящий Зулус! Не