уехал, – было уже начало одиннадцатого. Сунув руки в карманы, задумчиво побрякивая лежащими в пакете винтовочными патронами, капитан дошел до своей машины, сел за руль и закурил. Больше всего ему сейчас хотелось поехать домой и провести остаток вечера наедине с бутылочкой пива и телевизором. Это представлялось не только заманчивым, но и самым благоразумным: в столь поздний час Спец почти наверняка уже сидит дома, а значит, осуществление молокановского плана придется отложить до завтра. Но Молоканов взбесится, если узнает, что его распоряжение осталось невыполненным, и будет, наверное, прав: если в его версии есть хоть какая-то доля истины, сейчас на счету каждая минута. И вполне возможно, Мамонт неспроста на весь вечер приковал капитана к письменному столу. Возможно, пока Арсеньев занимался писаниной и орудовал архаичным дыроколом, подшивая протоколы допросов, они со Спецом уже разделались с Молокановым. Не дай бог, конечно, но кто их, в самом деле, знает, этих маньяков?

Когда было надо, Арсеньев умел работать по-настоящему, без дураков – не спать по четверо суток кряду, усиленно шевелить мозгами, непрерывно мотаться по городу и даже лезть под пули, отлавливая отморозков, для которых человеческая жизнь не стоит ломаного гроша. Другие в убойном отделе не работают – они либо уходят из органов, либо находят для себя местечко поспокойнее здесь же, на Петровке, либо их тихо увольняют от греха подальше. Как и Молоканов, Дмитрий Арсеньев был прирожденным сыскарем и не мыслил себя в ином качестве. А то, чем они с майором занимались параллельно выполнению служебных обязанностей, было просто способом компенсировать недостаток бюджетного финансирования и повысить уровень жизни сотрудников правоохранительных органов – не всех, конечно, об этом пусть думают правительство и президент, а только тех, которые этого по-настоящему заслуживают: майора Г. Молоканова и капитана Д. Арсеньева.

В данный момент необходимость хорошенько поработать была налицо. От решительных и точных действий капитана теперь зависело уже не начисление квартальной премии и не закрытие очередного дела (хотя и это в конечном счете тоже); если верить фактам и Гене Молоканову, Арсеньев сейчас занимался спасением собственной жизни.

Такое важное дело требовало ответственного подхода. Для начала капитан заехал в кафе неподалеку от управления, где его хорошо знали, наспех перекусил и попросил завернуть с собой несколько бутербродов и наполнить крепким черным кофе литровый термос, который постоянно возил в машине на всякий пожарный случай. Если Спец в данный момент находился дома, ночка Арсеньеву предстояла длинная. Нужно было дождаться, пока этот профессиональный убийца покинет квартиру, и, не откладывая дела в долгий ящик, проникнуть внутрь, чтобы оставить в каком-нибудь укромном местечке подарок Молоканова – дюжину патронов от снайперской винтовки Драгунова, улику, которая послужит основанием для ареста Спеца.

Было уже около полуночи, когда он остановил свою «хонду» во дворе старого пятиэтажного дома, в котором обитал Якушев. Выключив зажигание, капитан перегнулся через соседнее сиденье и, вывернув голову так, что захрустели шейные позвонки, посмотрел наверх, на окна третьего этажа. В двух окнах еще горел свет, и одно из них, увы, было окном квартиры Якушева. Припомнив расположение комнат, Арсеньев пришел к выводу, что это гостиная. Свет внутри был приглушенный, неяркий – видимо, горела настольная лампа или бра. Это мог быть и какой-нибудь торшер, но данного предмета мещанской роскоши капитан во время своего первого визита в квартиру не заметил.

На потолке, участок которого виднелся в просвете между неплотно задернутыми шторами, плясали голубоватые блики – в комнате работал телевизор. Маньяк расслаблялся на диване с бутылочкой пивка – точь-в-точь так, как мечталось провести этот вечер капитану. Ничего, подумал он, будет и на нашей улице праздник. Пива на наш век хватит, а вот для тебя, приятель, этот приятный вечерок, скорее всего, станет последним. Впереди у тебя одно из двух: либо могила, либо много-много совсем других вечеров, которые ты проведешь на лагерной шконке. И ведь, что характерно, поделом!

Или все-таки нет?

Арсеньев ткнул пальцем в кнопку, и люк над его головой открылся с негромким скользящим шорохом и жужжанием. Теперь окно гостиной можно было видеть, не совершая гимнастических трюков с риском свернуть шею. Убедившись в этом, капитан осмотрелся по сторонам. Скудно освещенный одиноким фонарем над соседним подъездом старый двор был безлюден. Мертвенный зеленоватый свет сильной ртутной лампы неподвижными бликами лежал на крышах и капотах припаркованных автомобилей, в темных салонах которых размеренно вспыхивали и гасли красные и синие огоньки охранной сигнализации. Машины Якушева нигде не было видно, из чего следовало, что Спец, маньяк он или нет, человек разумный, предусмотрительный и держит свое авто на платной охраняемой стоянке или даже в гараже. И правильно делает: угонов транспорта меньше не становится, и если даже простому обывателю в Москве без машины сложновато, то уж маньяку-убийце без колес вообще полный зарез. Не полезешь ведь в метро или, скажем, в троллейбус с «драгуновкой» на плече и с отрезанной головой под мышкой!

Он снова посмотрел наверх. Свет в квартире Якушева по-прежнему горел, телевизор работал. Вздохнув, капитан Арсеньев закурил сигарету и, перегнувшись через спинку, достал с заднего сиденья термос. Судя по всему, ему предстояло провести здесь всю ночь. Эта перспектива и огорчала, и радовала: с одной стороны, ночь без сна в салоне автомобиля – не сахар, а с другой, лучше так, чем лезть в логово серийного убийцы, получившего в тренировочных лагерях спецназа такую подготовку, какая тебе и не снилась. Лезть туда, конечно, все равно придется, но тем приятнее отсрочка…

Стоявшему на крыше дома человеку автомобиль Арсеньева был виден как на ладони. В черной прямоугольной пасти открытого люка медленно разгорался и гас огонек сигареты, в темноте смутно белел воротник рубашки. Человек на крыше прижал к плечу оснащенный компенсатором отдачи скелетный приклад винтовки и заглянул в прицел. Ночная оптика превратила мир в хаос плавающих в черноте фосфоресцирующих пятен. Держа на отлете сигарету, зеленоватый светящийся призрак капитана Арсеньева достал с заднего сиденья термос, свинтил с него крышку и стал наливать себе кофе. Рука в латексной хирургической перчатке оттянула затвор, и тот маслянисто клацнул, дослав в ствол патрон с пулей редкого в наших широтах двадцать второго калибра. Перекрестие прицела замерло на макушке сидящего в машине человека. Снайпер задержал дыхание и плавно потянул спусковой крючок. Лязг затвора заглушил едва слышный хлопок выстрела, стреляная гильза откатилась и замерла на полпути, прилипнув к бугристому битуму мягкой кровли.

Оперуполномоченный убойного отдела капитан Арсеньев ткнулся простреленной головой в