Ричард сунул палец в рот, медленно, будто только что елжареных цыплят. И не отводил от меня глаз. Я приняла самый равнодушный вид.Чего бы он от меня сейчас ни хотел, это было не равнодушие.

– А можно в той шикарной ванне внизу? – спросилон.

– Ради Бога, – ответила я, отпивая кофе – самобезразличие. Эдуард мог бы мною гордиться.

– А Жан-Клод не будет недоволен, что я воспользовалсявашей драгоценной ванной? Я же знаю, как вы оба любите воду.

Кто-то ему сообщил, что мы занимались любовью в ваннеЖан-Клода в подвале «Цирка». Хотела бы я знать кто – уж он бы у меня необрадовался. У меня запылали щеки, и я ничего не могла с ними сделать.

– Хоть какая-то реакция наконец, – сказал он.

– Ладно, ты меня смутил. Доволен?

Он кивнул:

– Да, и очень.

– Тогда иди принимай душ, Ричард, или ванну, еслихочешь. Зажги эти чертовы свечи, устрой себе праздник.

– А ты собираешься ко мне прийти?

Было время, когда подобного приглашения от Ричарда мнехотелось больше всего на свете. От злости, прозвучавшей в его голосе сейчас, уменя к глазам подступили... подступило что-то похожее на слезы. Я не заплакала,но мне было больно.

Ронни встала, и Луи положил руку ей на локоть. Все пыталисьпритворяться, будто перед ними не разворачивается что-то до боли интимное.

Пара глубоких вдохов – и я пришла в себя. Нет, он не увидит,как я плачу. Ни за что.

– Это не я пришла в ванну к Жан-Клоду, Ричард, а он ко мне.Может, не будь ты таким дурацким бойскаутом, сейчас это был бы ты, а не он.

– Так что, надо было только как следует потрахаться?Вот так все у тебя просто?

Я вскочила, кофе выплеснулся на пол. Потом поставила чашкуна стол, оказавшись на расстоянии прикосновения от Ричарда.

Ронни и Луи отошли от стола, освобождая нам место. Думаю,они бы вышли из кухни, будь они уверены, что дело не дойдет до кулаков. Джемильпоставил чашку, будто готовый броситься спасать нас друг от друга. Но нас ужепоздно было спасать. Слишком поздно.

– Гад ты, Ричард. Это из-за тебя так с нами обоими всеполучилось.

– С нами троими, – уточнил он.

– Ладно, – сказала я. Глаза у меня жгло, горлопережимало. – Может, действительно дело в одном хорошем трахе. Не знаю. Атвои высокие идеалы согревают тебя ночью, Ричард? Моральные принципы уменьшаюттвое одиночество?

Он сделал последний шаг, и мы почти соприкоснулись. Гнев егобежал через меня электрическим током.

– Это ты меня обманула, но теперь у тебя в постели естьон, а у меня никого!

– Так найди кого-нибудь, Ричард, кого угодно, толькопрекрати это. Слышишь? Прекрати!

Он шагнул назад так резко, что я покачнулась. Ричардповернулся и вышел широкими шагами, оставив в воздухе след злости, как ароматшлейфовых духов.

Минуту я постояла на месте, потом сказала:

– Уйдите отсюда. Все уйдите.

Мужчины вышли, но Ронни осталась.

Я бы не стала плакать, честное слово, но она тронула меня заплечи, обняла сзади и шепнула:

– Как мне жаль!

Я могла выдержать что угодно, кроме сочувствия.

И я заревела, пряча лицо в ладони, пряча, пряча, пряча.

Позвонили в дверь. Я пошла открывать, но Ронни сказала:

– Найдется кому открыть.

Из гостиной вышел Зейн:

– Я открою.

У меня возникла мысль, где сейчас Джемиль и Луи. УтешаютРичарда?

Я отодвинулась от Ронни, ободрав щеку.

– Кто бы это мог быть? Мы же тут в глуши.

Тут же на кухне нарисовались Джемиль и Луи. То ли они меняслышали, то ли они так же подозрительны, как и я. Я подобрала автомат с пола, ивстав в дверях, держала его у левого бока, чтобы оружия не было видно.«Файрстар» был у меня в правой руке, тоже убранной с глаз долой. Луи и Джемильстали по обе стороны двери в гостиную.

– Не загораживайте мне обзор, – предупредила я.

– Я не взяла с собой пистолет, – сказала Ронни.

– Браунинг в кармане пальто, оно лежит на полу.

Серые глаза Ронни были чуть шире обычного, а дыхание чутьчаще, но она кивнула и пошла за пистолетом.

Зейн встревоженно посмотрел на меня, безмолвно задаваявопрос, и я кивнула. Он выглянул в глазок.

– Похоже на посыльного с цветами.

– Открой, – сказала я.

Зейн открыл, загораживая пришедшего от меня. Голоспосыльного был слишком тих, чтобы я расслышала. Зейн повернулся ко мне.

– Говорит, что надо расписаться за цветы.

– От кого они?

Человек выглянул из-за Зейна, повышая голос:

– От Жан-Клода.

– Минутку.

Я положила автомат на пол, чтобы его не было видно, и пошлак двери, держа «файрстар» позади себя. Жан-Клод постоянно засыпал меня цветами,но обычно он ждал, чтобы предыдущие начали осыпаться или хотя бы увядать. Да,сегодня он гонит романтику сверхурочно.

Человек был невысокий, он держал коробку с розами, приложивк ней планшетку с листом бумаги и привязанным на нитке карандашом. Зейнотступил, давая мне дорогу, но я первым делом заглянула в пластиковое окно коробки.Желтые розы. Я остановилась и попыталась улыбнуться.

– Вам полагаются чаевые, подождите, я сумочку возьму.

Человек стрельнул глазами по кухне, увидел, что Джемильзаходит от него слева, а Луи справа. Я шагнула в сторону, стараясь ненаходиться прямо перед ним. Он повернул за мной коробку и руку на коробке.

Джемиль оказался в выгодной позиции.

– Джемиль? – спросила я.

– Да, – ответил он, и этого было достаточно.

– Чаевые мне не нужны, – сказал человек, – ноя опаздываю. Вы не могли бы расписаться и меня отпустить?

– Конечно, – ответила я.

Джемиль просек ситуацию, но Зейн все еще не мог сообразить.Ронни была у меня где-то за спиной, и я не решалась оглянуться, но яотодвинулась чуть в сторону, и человек сопроводил меня рукой, которой я невидела, но, как подтвердил Джемиль, в ней был пистолет.

Я почти поравнялась с Луи. Он остановился, ожидая, чтобы я кнему подошла. Тоже понял. Отлично, а что дальше?

За меня решила Ронни.

– Брось пистолет, или застрелю.

Ее голос звучал уверенно, твердо. Я успела глянуть на нее.Она стояла, расставив ноги, двуручной хваткой держа браунинг, направленный начеловека в дверях.