Коул никогда не прикасался к клюшке для гольфаи терпеть не мог праздные разговоры о гандикапах и тому подобном.

— Вы считаете, Войлз ведет там расследование?

— Нет. Он дал слово, что не будет. Не то чтобыя доверяю ему, но Глински не упоминал об этом.

— Насколько вы доверяете Глински? — спросилКоул, бросив хмурый взгляд на президента.

— Совсем не доверяю. Но если бы ему былочто-то известно про дело о пеликанах, он бы мне сказал… — Президент скис,почувствовав наивность своих рассуждений.

Коул лишь хрюкнул, выражая свое недоверие.

Они проскочили мост через реку Анакостия инаходились в округе Принс-Джордж. Президент держал текст речи и смотрел в окно.Прошло две недели после убийства, и рейтинг все еще оставался выше пятидесятипроцентов. У демократов не было видимого кандидата. Его позиции были прочными истановились еще прочнее. Американцы устали от наркоманов и преступности.Шумливые меньшинства требовали к себе все больше внимания, а идиоты либералытолковали конституцию в пользу преступников и экстремистов. Это был его момент.Два выдвижения в Верховный суд в одно время. Это будет его наследство.

Он улыбнулся про себя: «Какая полезнаятрагедия».

Такси резко затормозило на углу Пятой иПятьдесят второй улиц, и Грэй, как ему было сказано, быстро расплатился ивыскочил из машины. Стоявший сзади автомобиль поднял в воздух стайку птиц своимнедовольным сигналом, и он подумал о том, как хорошо было вновь оказаться вНью-Йорке.

Часы показывали почти пять вечера, и пешеходына Пятой шли сплошной массой. Он понял, что ей хотелось именно этого. Она былакатегорична в своих указаниях: «Вылететь рейсом из Националя до Ла-Гуардиа.Взять такси до отеля «Виста» в Международном торговом центре. Зайти в бар,выпить разок, может быть, дважды, и все время смотреть, нет ли сзади хвоста,затем через час взять такси и добраться до угла Пятой и Пятьдесят второй.Двигаться быстро, на глазах иметь темные очки и наблюдать за всемпроисходящим». Если за ним будут следить, это может погубить их обоих.

То, что она заставила его записать все это,показалось ему несколько глупым и излишним, но тон ее голоса не позволил емуспорить. Да ему и не хотелось. Ей повезло остаться в живых, сказала она, и нехочется больше рисковать. И если он намерен поговорить с ней, ему придется вточности выполнить все, что было сказано.

Он записал. И сейчас, пробиваясь сквозь гущулюдей, он как мог быстро добрался по Пятой до «Плаза» на Пятьдесят девятой,поднялся по ступенькам и прошел через вестибюль, оказавшись на Южной центрально-парковойулице. Никто не мог проследить его путь. Если она была так же осторожна, тотоже не привела за собой хвост. Тротуар на Южной центрально-парковой был полонпешеходов, и, приближаясь к Шестой авеню, он даже ускорил шаг. Мысль о встречес ней заставляла его волноваться, несмотря на попытки сдержать возбуждение. Вовремя телефонного разговора она была холодна и методична, но в голосепроскальзывали нотки страха и неуверенности. Она всего-навсего студентка,говорила она по телефону, и не ведает, что творит, и, наверное, через неделюили даже раньше умрет, но в любом случае играть в эти игры надо именно так.«Всегда исходите из предположения, что за вами следят, — наставляла его Дарби.— Я пережила семь дней преследования, так что делайте, пожалуйста, как яговорю».

Она велела нырнуть в «Санкт-Мориц» на углуШестой, и он повиновался. На имя Уоррена Кларка для него был заказан номер.Уплатив наличными, он поднялся на лифте на девятый этаж. Он должен был ждать.«Просто сидите и ждите», — сказала она.

Он час стоял у окна и наблюдал, какЦентральный парк погружается в темноту. Зазвонил телефон.

— Мистер Кларк? — спросил женский голос.

— Да.

— Это я. Вы прибыли один?

— Да. Где вы находитесь?

— Шестью этажами выше. Поднимайтесь на лифтедо восемнадцатого, затем пешком спуститесь на пятнадцатый. Комната 1520.

— О’кей. Сейчас?

— Да, я жду.

Он вновь почистил зубы и глянул в зеркало наприческу. Через десять минут он стоял перед номером 1520, чувствуя себя какпервокурсник на первом свидании. Он никогда так не нервничал со временстуденческих футбольных баталий.

«Но я же Грэй Грантэм из «Вашингтон пост», аэто всего-навсего очередная история и очередная женщина, поэтому бери вожжи всвои руки, приятель».

Он постучал и стал ждать.

— Кто там?

— Грантэм, — сказал он.

Щелкнул замок, и она медленно приоткрыладверь. Волосы исчезли, но улыбка оставалась такой же, как на фотографии. Онакрепко пожала его руку.

— Входите.

Она закрыла за ним дверь и заперла ее на ключ.

— Хотите выпить?

— Конечно. Что у вас есть?

— Вода со льдом.

— Звучит великолепно.

Она прошла в маленькую прихожую, где беззвучноработал телевизор.

— Проходите, — пригласила она.

Он поставил сумку на стол и сел на диван. Онастояла у бара, и его взгляд на секунду задержался на джинсах. Обуви на ногах небыло. Ворот слишком свободной спортивной кофты слегка съехал и приоткрылбретельку лифчика.

Она дала ему воды и села в кресло у двери.

— Спасибо, — сказал он.

— Вы ели? — спросила она.

— Вы не говорили мне об этом.

Усмехнувшись, она сказала:

— Простите, я упустила это из виду. Давайтезакажем что-нибудь в номер.

Он согласно кивнул и улыбнулся.

— Конечно. Все, что вы закажете, устроит именя.

— Я бы предпочла чизбургер с жареным мясом ихолодным пивом.

— Отлично.

Дарби подняла телефонную трубку и заказалаеду. Грантэм подошел к окну и посмотрел вниз на огни Пятой авеню.

— Мне двадцать четыре, а вам сколько? — Онасидела на диване и пила холодную воду.

Он сел в кресло рядом с ней.

— Тридцать восемь. Был женат. Семь лет и тримесяца назад развелся. Детей нет. Живу один, с котом. Почему вы выбрали«Санкт-Мориц»?