Кровь бросилась Марии в лицо. «Эта тварь намекает, что моймуж не может расстаться с ней ни днем, ни ночью!» Она вдруг почувствовала себянастолько оскорбленной тем, что вынуждена прибегать к уловкам и хитростям, дабыполучить принадлежащее ей по праву, что захотелось плюнуть на Николь – вбуквальном смысле плюнуть на дорогие кружева ее чудесного платья! – и уйтипрочь, спрятаться в своих комнатах, смириться с очевидностью истины о том, чтонельзя воротить потерянного, забыть и о Корфе, и о Николь, и о своей ревности,мучительной, как мистраль [75]. Плиний писал, что греки в античные времена вслучаях мистраля садились в масляные ванны, чтобы уберечь свои нервы… но непросидишь же в такой ванне всю жизнь, снова и снова упрекая себя за то, чтооднажды не отважилась сделать решающий шаг и, быть может, упустила единственныйшанс?! Пришлось приложить немалые усилии, чтобы подавить приступ раздражения иснова заговорить с Николь.

– А ведь нехорошо забывать о близких! Мамаше Дезорде тыстольким обязана…

Николь нахмурилась:

– Не пойму я что-то, сударыня, куда вы клоните… Скажитепрямо, что вам надобно?

– Идет, – кивнула Мария, не любившая долго ходить вокруг даоколо. – Мне надобно, чтобы ты нынче же вечером отправилась в Фонтенблонавестить тетушкину могилку и не возвращалась прежде завтрашнего вечера («Будемнадеяться, что места тебе здесь больше не сыщется!» – подумала она и вздрогнулаот предвкушения счастья – такого возможного, такого близкого!).

– Это вам зачем?! – удивилась Николь.

– О твоей душе пекусь, милочка, – участливо улыбнуласьМария. – О памяти мамаши Дезорде. И вот еще что: господин барон ничего недолжен знать о твоем отъезде. Ты просто уедешь – и… все.

– Ну и причуды у вашего сиятельства. Всегда готова оказатьвам помощь, однако не в столь невыполнимом деле!

Мария была готова к отказу, мгновение она смотрела вулыбающееся личико Николь, а потом тихо проговорила:

– Оно гораздо менее невыполнимо, чем тебе кажется. Рассуди,чего ты желаешь больше: отдать долг праху мамаши Дезорде или вместе со мнойотправиться к барону и выслушать мой рассказ о том, как ты увеличила своесостояние на пятьдесят тысяч ливров?

– Вы скажете ему? – пролепетала Николь, бледнея так, словноготова была грохнуться в обморок; и Мария мысленно назвала себя идиоткой за то,что по совершенно ненужному благородству не прибегнула к этому средствувоздействия на Николь гораздо раньше.

– Непременно скажу, уверяю тебя! Ты небось удивлялась, что яэтого не делаю?

– Нет, – покачала головой Николь, и в глазах ее Марияразглядела нечто похожее на жалость. – Не сомневалась, что вы молчать будете!Вы хотели сохранить хоть малое превосходство над ним, вам приятно былосознавать, что честь его в руках ваших – на то я и рассчитывала. Однако сейчасвам, верно, очень нужно, чтоб меня нынче ночью дома не было, ежели вы всеоткрыть барону решились… – говорила Николь, словно бы размышляя вслух, и Мариябыла неприятно поражена проницательностью этой противной француженки. – Да в томнужды нет, сие ни вам, ни мне не надобно. Будь по-вашему: воротясь из театра,вы меня здесь не застанете.

И, сделав реверанс, Николь выскользнула из комнаты.

* * *

В Париже было пять главных театров: Большая опера;Французский театр; Итальянский театр; графа Прованского, более известный подназванием «Théвtre de Monsieur», и варьете. Всякий день игрались в нихспектакли, и всякий день бывали они наполненными людьми (в шесть часов вечерабилетов уже не достать ни за какие деньги!), ну а на премьере зал и вовсе былпереполнен. У Марии от духоты слегка кружилась голова. Она с мужем и ещедвумя-тремя знакомыми сидела в особой ложе; перед самым началом появился игосподин посол.

Иван Матвеевич Симолин оказался невысоким плотнымкруглолицым человеком с проницательным взглядом черных глаз. Мария приселаперед ним, робея не столько самого этого человека, сколько того, что она вершкана два превосходила его высокопревосходительство ростом. Однако Симолин свидимым восхищением окинул взглядом стройный стан Марии, выгодно подчеркнутыйсиним платьем из тончайшего бархата с низким декольте, открывающим шею, плечи игрудь безупречных очертаний. Русые волосы были с продуманной вольностьюразбросаны по плечам и перевиты шелковыми нитями, украшенными жемчугом, мягкийотблеск которого придавал ее взволнованному лицу некую таинственность.

Впрочем, хотя в глазах Симолина Мария прочла восторженноеизумление, он ограничился доброжелательным приветствием, не сделав ни одногокомплимента ее красоте, и тотчас заговорил о достоинствах молодого актера Мишю,которому предстояло играть роль Петра и который был, по слухам, живым портретомрусского государя. И Мария подумала, что Симолин, верно, очень проницательныйчеловек, если с одного взгляда уловил, что барон Корф не принадлежит к числутех людей, которых приводят в восторг славословия, расточаемые их женам.Возможно, конечно, до Симолина дошли некие слухи о не самых теплых отношенияхмежду супругами, а потому он не ступил на скользкую почву обмена светскимилюбезностями, опасаясь совершить бестактность. Так же внешне сдержан оказался иеще один собеседник – его представили Марии как господина Сильвестра, близкогодруга Корфа.

Это был высокий яркий брюнет, красивое лицо коего портилолишь надменно-отчужденное выражение. Строго говоря, собеседником его назватьбыло нельзя: он вообще не произнес ни единого слова, не поддерживал общегоразговора, только слушал, смотрел – вернее, скользил взором вокруг, и лицо егооставалось по-прежнему скучным; и хотя Мария порою ловила его взгляд, глазаСильвестра оставались непроницаемо-холодны. Этим он напомнил ей барона. Видетьпрезрительное отчуждение на лице мужчины ей и без Сильвестра изрядноосточертело, а потому она перестала обращать на сего безмолвного господинавнимание.

Мария чувствовала себя обделенной. Она вдруг всем сердцемвозжелала самых пустяковых и даже банальных словесных перлов, какие обычнопринято щедрою мерою дарить хорошеньким женщинам. Ей хотелось этого именносегодня, сейчас, чтобы привлечь глаза и сердце мужа к своей красоте и прелести,чтобы взволновать его! Он же мгновенно забыл о существовании своей супруги ипринялся вместе с Симолиным оживленно обсуждать одну забавную историю.