Дверь отворилась. С головой накрывшись одеялом, Мария сквозьщелочку остановившимися глазами вглядывалась в темноту: барон задул стоявшую удвери свечу, едва вошел. Конечно, зачем ему свет? Он тут знает каждый уголок!Эта мысль наполнила сердце Марии тоской, а мягкий, как шелк, шепот: «Ma belle!»[77], достигший ее ушей, заставил глаза наполниться слезами. Можно сколькоугодно уповать на темноту, надеяться, что заставишь мужа своей свежестью инежностью потерять голову и обо всем забыть, все простить, но сейчас-то онпришел не к тебе, и шепчет ласковые слова не тебе, и все тело его в порывестрасти устремлено не к тебе!

Мария как бы обмерла от этого горького прозрения и даже несразу поняла, что происходит, ощутив на своем теле сильные, горячие руки. Онахотела крикнуть, оттолкнуть оскорбительные, не ей расточаемые ласки, но несмогла пошевелиться. Да какое там! Она и пикнуть не успела, а ее батистовоенеглиже оказалось уже сорвано и отброшено; протестующий крик был заглушенжадным ртом, прижавшимся к ее губам, а тело распластано тяжелым мужским телом.

Какие там артишоки! Какие специи! Судя по всему, муж Мариитак изголодался по своей любовнице, что не мог дождаться мгновения, когдаовладеет ею, и даже не заботился о том, чтобы и она была готова принять его.Впрочем, возможно, что и Николь обыкновенно набрасывалась на него чуть не напороге.

Значит, этакие неистовые объятия, более похожие на сражения,обоим не в новинку? Как бы то ни было, протестовать или открывать барону глазау Марии не было ни сил, ни возможности. Да и глупо теперь-то вставать в позуоскорбленной невинности! Ей оставалось лишь пытаться хоть как-тосоответствовать своей роли – роли любовницы.

Благословенна тьма! Благословенны тяжелые шторы на окнах!Можно не опасаться быть узнанной, не ждать в тревоге возмущенного, изумленноговозгласа – Мария сперва крепко жмурила глаза, а потом открыла их, но не увиделаничего. Чудилось, сам ночной мрак обтекает, обнимает ее, сливается с нею,трепещет под ее горячими ладонями, которые с безудержным, неутолимымлюбопытством гладили, ласкали, исследовали все изгибы этого сильного тела, неминуя и самых сокровенных уголков. Все эротические знания Марии следовали изнедавно прочитанных «Опасных связей» Шодерло де Лакло, однако манящие страницысейчас оживали и расцвечивались новыми, неожиданными красками.

Внезапная волна взаимного восторга, накатившая налюбовников-супругов, заставила их забиться сладострастной дрожью, хрипло шепчаслова любви губами, не прерывающими поцелуев, – а потом отбросила измученные,покрытые потом тела на разные края широченной, взбаламученной кровати – иотхлынула, оставив их в полубеспамятстве, задыхающихся и обессиленных.

* * *

Мария ощущала, что улыбка не сходит с ее нацелованных губ.Наверное, настала пора переходить к признаниям? Пожалуй, барон не будет оченьсуров и к ней, и к себе за то, что не узнал давно знакомого тела любовницы.Мария вспомнила его отповедь наутро после свадьбы насчет вкуса любимых губ иаромата любимого тела – и только плечом повела: как она тогда ревновала кНиколь, которая своими навыками первейшей парижской кокотки и медведя изберлоги могла бы поднять! Сейчас же барон, похоже, испытал нечто гораздо болеепотрясающее – вон, лежит почти бездыханный, изредка сладострастно, блаженнопостанывая, переполненный только что испытанным наслаждением.

«Пожалуй, это очень мило и приятно, но мужчины, очевидно,или чувствуют острее, или им достается больше удовольствия», – так оценилаМария свой новый опыт. Однако и впрямь, кажется, пора признаться. Ее клонит всон, да и барон, верно, вот-вот уснет, сломленный усталостью… Ох, будет сцена,если он проснется утром прежде Марии – и увидит рядом с собой не ту, когоожидал увидеть!

Надо сказать ему все сейчас же, пока не уснул!..

Ее тонкие пальцы безотчетно ласкали широкие плечи, перевитуюмышцами грудь, путаясь в густых завитках волос, – как вдруг неожиданноевоспоминание пронзило ее, подобно карающей молнии.

Тем утром в Санкт-Петербурге, в их супружеской спальне,когда Маша еще пребывала в уверенности, что ее обман удался, она, по советутетушки и матушки, решила искусить спящего мужа своими ласками: собралась сдухом и положила ладонь на его юношески гладкую грудь, видную в прорези рубахи…чем это кончилось – известно, но не в том дело. Ведь она тогда единственный разувидела своего мужа хотя бы полуобнаженным, и… и на его груди не было ниединого волоска, а сейчас вокруг ее пальцев обвивается густая поросль!

У Марии пресеклось дыхание, и она замерла, окаменев отужаса, рядом с этим… рядом с кем, о господи?!

Он лежал молча, словно вслушивался в сумятицу ее мыслей, апотом тихонько, удовлетворенно хохотнул:

– Наконец-то ты поняла!

И, услышав этот негромкий голос, Мария издала слабый стоннасмерть раненного, испускающего дух существа, наповал сраженная догадкою: этои впрямь не он, не ее муж… это совсем другой, незнакомый человек!

* * *

Твердая ладонь накрыла ее губы:

– Тише, тише! Что уж теперь-то?

Мария была так потрясена, что даже шевельнуться не могла, нето что шум поднимать. Было что-то враз жуткое и мелодраматическое в этихпризнаниях сгустка тьмы, с которым она только что предавалась любви. Кто это,кто это здесь, кто подменил барона, кому достался весь пыл ее любви,предназначенный одному-единственному человеку во всем свете? Зачем, зачем онэто сделал, за что она так наказана судьбою?!

– Однако я полагал в тебе больше проницательности, моямилая! – Незнакомец игриво пошлепал ее по попке. – Ты прелесть, ух, моякошечка!.. Повезло же этому ледяному айсбергу Корфу! Я даже не предполагалтакого удовольствия. Каюсь, каюсь! – За сим признанием последовал жаркийпоцелуй в пупок. – Правда, надеюсь, и я оказался не промах. Ошеломил тебя своимпылом, а? Вместо ледяной глыбы на тебя обрушился лесной пожар, n’est pas? – Ион, счастливый, закатился самодовольным, рокочущим смехом. – Сказать по правде,я даже не предполагал, что мой самоотверженный подвиг будет столь щедровознагражден! – Он поцеловал безвольную, похолодевшую руку Марии. – Ну прости,прости меня за этот обман! Клянусь, твой барон ничего не знает и не узнает,если ты попросишь молчать. Я дождался, пока он уехал вместе со своим ночнымвизитером – верно, очередным осведомителем, шпионом. – В голосе незнакомцапрозвучала нотка презрения. – Трогательно видеть, как он преисполненуверенности, будто никто и не подозревает истинных мотивов и скрытых пружин егодипломатической деятельности! Впрочем, бог с ним. Я должен объясниться, Николь.Что?..