— Мы управимся сами, — услышал я. — Вы можете ехать домой,Эдгар.

— Но…

— Мы управимся сами, — повторила Элизабет, продолжаяпоглаживать спину Уайрмана шишковатыми пальцами, поглаживать с бесконечнойнежностью. — Уайрман отвезёт меня в дом. Через минуту. Не так ли, Уайрман?

Он кивнул на её груди, не поднимая голову, не издав низвука.

Я подумал и решил: пусть будет, как она хочет.

— Ладно. Спокойной ночи, Элизабет. Спокойной ночи, Уайрман.Пошли, Джек.

Джек положил фонарь на полочку ходунков, посмотрел наУайрмана (тот всё стоял, уткнувшись лицом в грудь старухи), потом пошёл коткрытой дверце со стороны водительского сиденья.

— Спокойной ночи, мэм.

— Спокойной ночи, молодой человек. В парчизи вам поканедостаёт терпения, но потенциал у вас есть. Эдгар? — Она посмотрела на меняповерх склонённой головы Уайрмана, его вздымающейся и опадающей спины. — Водатеперь бежит быстрее. Скоро появятся пороги. Вы это чувствуете?

— Да. — Я не знал, о чём конкретно она говорит. Но понималсмысл.

— Останьтесь. Пожалуйста, останьтесь на Дьюме, что бы нипроизошло. Вы нужны нам. Вы нужны мне, вы нужны Дьюма-Ки. Не забудьте об этом,когда разум вновь покинет меня.

— Не забуду.

— Поищите корзинку для пикника няни Мельды. Она где-то начердаке, я уверена. Она красная. Вы её найдёте. Они внутри.

— И что я в ней найду, Элизабет? Она кивнула.

— Да. Спокойной ночи, Эдуард.

Я понял, что реальность вновь начинает ускользать от неё. Ноя знал, что Уайрман отвезёт её в дом, что Уайрман позаботится о ней. А пока онне мог этого сделать, она будет заботиться о них обоих. Я оставил их навымощенном камнем въезде во двор, между ходунками и инвалидным креслом. Онаобнимала его, он вжимался лицом в её грудь. Эта картина по сей день стоит уменя перед глазами, ясная и чёткая.

Ясная и чёткая.

Вождение автомобиля вымотало меня (думаю, сказался и день,проведённый среди множества людей после месяцев одиночества), но о том, чтобылечь, а уж тем более заснуть, не могло быть и речи. Я проверил почтовый ящик инашёл письма от обеих дочерей. У Мелинды в Париже обнаружилась стрептококковаяинфекция, и она, как всегда, воспринимала болезнь как личное оскорбление. Илзеприслала ссылку на газету «Ситизен-Таймс», которая издавалась в Эшвилле, штатСеверная Каролина. Я кликнул по ссылке и нашёл восторженную рецензию навыступление «Колибри». Они спели в Первой баптистской церкви, и паства кричала«аллилуйя». На фотографии Карсон Джонс и красавица-блондинка стояли передостальной частью группы с открытыми в песне ртами, глядя друг другу в глаза.Подпись под фотоснимком гласила: «Дуэт Карсон Джонс и Бриджит Андрейссонисполняют „Как велико Твоё искусство“». Х-м-м-м. Моя If-So-Girl написала: «Ясовсем не ревную». Два раза х-м-м-м.

Я приготовил сандвич с копчёной колбасой и сыром (и послетрёх месяцев пребывания на Дьюма-Ки меня тянуло на копчёную колбасу), затемпошёл наверх. Посмотрел на картины «Девочка и корабль», которые на самом делеследовало называть «Илзе и корабль». Подумал об Уайрмане, спросившем, что янынче рисую. Подумал о длинном сообщении, которое Элизабет оставила на моёмавтоответчике. Об озабоченности в её голосе. Она сказала, что я должен принятьмеры предосторожности.

Решение пришло спонтанно, и я как мог быстро спустился вниз.

В отличие от Уайрмана я не таскал с собой старый, биткомнабитый бумажник «Лорд Бакстон». Обычно я засовывал в передний карман однукредитную карточку, водительское удостоверение, пару-тройку купюр и полагал,что этого достаточно. А бумажник держал в запертом ящике письменного стола вгостиной. Я его достал, просмотрел визитные карточки, нашёл нужную, с надписью«ГАЛЕРЕЯ СКОТТО» вытянутыми золотыми буквами. Как и ожидал, услышалавтоответчик, включавшийся после окончания рабочего дня. После того как Дарио Наннуцципроизнёс положенную речь и прозвучал звуковой сигнал, я сказал: «Привет, мистерНаннуцци, это Эдгар Фримантл с Дьюма-Ки. Я… — Я сделал паузу, потому что хотелсказать „парень“, но вовремя понял, что он меня таковым не воспринимает. — Яхудожник, который пишет закаты с большими раковинами, растениями и другимипоставленными на них предметами. Вы говорили о возможной выставке моих работ.Если интерес до сих пор не пропал, не могли бы вы мне позвонить?» — Япродиктовал номер и положил трубку. Настроение у меня чуть поднялось. Самособой, я же что-то сделал.

Я достал из холодильника пиво, включил телевизор, решив, чтосмогу найти и посмотреть какой-нибудь приличный фильм, прежде чем лечь спать.Из-под дома доносился приятный, убаюкивающий шум: ракушки вели негромкий инеспешный разговор.

Этот разговор прервался голосом мужчины, стоявшего передчастоколом микрофонов. Я попал на «Шестой канал», и на текущий момент рользвезды досталась назначенному судом адвокату Кэнди Брауна. Должно быть, егозаписанная на видео пресс-конференция происходила в то самое время, когдаУайрману обследовали голову. Выглядел адвокат лет на пятьдесят, волосызачёсывал назад, собрав на затылке в конский хвост, и не создавалось ощущения,что к делу он относится формально. Напротив, и внешность, и голос указывали наготовность положить всё силы и опыт на защиту клиента. Он говорил репортёрам,что мистер Браун просит признать его невиновным по причине безумия.

Он сказал, что мистер Браун — наркоман, шизофреник и большойлюбитель порно. Адвокат ничего не сообщил о пристрастиях мистера Брауна кмороженому, равно как и о его музыкальных вкусах, но лишь потому, что списокприсяжных ещё не был сформирован. Помимо микрофона «Шестого канала», я увиделмикрофоны с логотипами «NBC», «CBS», «ABS», «Fox» и «CNN». Тина Гарибальди неполучила бы такую известность, если бы выиграла конкурс по орфографии илинаучную олимпиаду, не получила бы, даже если б спасла домашнего пёсика,бросившись за ним в бурную реку. А вот если тебя изнасиловали и убили, то отебе уже говорит вся страна. И все знают, что убийца держал твои трусики вящике комода.

— Он честно признаётся в своих зависимостях, — известиладвокат. — Его мать и оба отчима были наркоманами. Детство мистера Браунанапоминало сплошной кошмар. Его систематически избивали, он подвергалсясексуальным домогательствам. Он лечился в психиатрических клиниках от душевныхзаболеваний. Его жена — добрая женщина, но и у неё с психикой далеко не всё впорядке. Такого, как он, вообще не следовало выпускать на улицы.

Теперь адвокат смотрел прямо в объективы камер.

— Это преступление Сарасоты — не Джорджа Брауна. Я искреннежалею семью Гарибальди, я плачу вместе с семьёй Гарибальди, — камеры не смоглиуловить на его лице ни одной слезинки в подтверждение последнего, — но казньДжорджа Брауна не вернёт Тину Гарибальди и не исправит систему, при которойпсихически больные люди без всякого присмотра ходят по улицам. Это моёзаявление, спасибо, что выслушали, а теперь, если позволите…