Он начал отходить от микрофонов, игнорируя вопросы, и всёбыло бы в порядке (во всяком случае, могло пойти иным путём), если бы явыключил телевизор или перешёл на другой канал. Но я этого не сделал. Я смотрели слушал говорящую голову уже в студии «Шестого канала»: «Ройал Бонниер,адвокат-крестоносец, который выиграл с полдюжины безнадёжных pro bono[105]процессов, сказал, что сделает всё возможное, чтобы исключить из материаловдела видеозапись, сделанную камерой наблюдения у разгрузочных площадок„Универмага Биллса“».

И тут же начался показ этой чёртовой видеозаписи. Девочка срюкзачком за плечами пересекает контролируемую камерой зону справа налево.Браун появляется из-за пандуса и берёт её за руку. Она смотрит на него снизувверх и вроде бы задаёт вопрос. И вот тут жутко зазудела моя отсутствующаярука. Будто её атаковал пчелиный рой.

Я вскрикнул (как от изумления, так и от боли) и повалился напол, сбросив на ковёр и пульт дистанционного управления, и тарелку с сандвичем.Принялся чесать то, чего не было, до чего не мог добраться. Услышал собственныйкрик: «Прекрати! Пожалуйста, прекрати!» Но, разумеется, прекратить это можнобыло лишь одним способом. Я поднялся на колени и на четвереньках пополз клестнице, услышал хруст — колено опустилось на пульт дистанционного управленияи раздавило его. Но сначала переключился канал. С «Шестого» на «КМТ» —«Кантри-мюзик телевижн». Алан Джексон пел об убийстве в Музыкальном ряду.Поднимаясь по лестнице, я дважды хватался за поручень правой рукой… схватилсябы, если б она у меня была. Но я буквально чувствовал скрип потной ладони подереву, а потом рука проваливалась, как сквозь дым.

Каким-то образом мне удалось забраться по лестнице в«Розовую малышку». Не без труда я встал. Локтем включил все лампы и,пошатываясь, поспешил к мольберту. На нём стояла незаконченная картина «Девочкаи корабль». Я снял её, не удостоив и взглядом, поставил чистый холст. Язадыхался, со стоном втягивая в себя воздух. Из-под волос выступил пот. Ясхватил тряпку, которой протирал кисти, и накинул на плечо, как накидывалслюнявчик, когда девочки были маленькими. Зажав одну кисть зубами, вторую сунулза ухо, потянулся к третьей, но вместо неё взял карандаш. И как только принялсярисовать, чудовищный зуд в руке пошёл на спад. К полуночи я закончил картину, азуд пропал. Не просто картину — так её назвать не поворачивался язык. Язакончил Картину, с большой буквы, очень уж она была хороша, если я имел правона оценку. А я имел. Я действительно был талантливым сукиным сыном. На моейкартине рука Кэнди Брауна сжимала запястье Тины Гарибальди. Тина смотрела нанего снизу вверх, этими тёмными глазами, трагическими в своей невинности. Мнеудалось идеально, с предельной точностью передать её взгляд, и если бы родителиТины увидели картину, им захотелось бы покончить с собой. Но они никогда её неувидят. Да, эту — не увидят.

Моя картина практически полностью повторяла фотографию,которая с пятнадцатого февраля хотя бы раз публиковалась во всех флоридскихгазетах и, возможно, в большинстве газет Соединённых Штатов. Разница была лишьв одной, пусть и важной, детали. Я уверен, Дарио Наннуцци сказал бы, что этофирменный знак (Эдгар Фримантл, Американский Примитивист, боролся с клише,пытался по-новому взглянуть на Кэнди и Тину, эту парочку, которую соединил ад),но эта картина не предназначалась и для глаз Наннуцци.

Я рассовал кисти по баночкам из-под майонеза. Красказаляпала мне локоть (и левую половину лица), но мысль о том, что нужно еёсмыть, даже не пришла в голову.

Слишком уж хотелось есть.

У меня был гамбургер, но замороженный. Как и свинаяотбивная, которую Джек купил на прошлой неделе в «Мортоне». А остаток копчёнойколбасы я съел на ужин. Оставалась ещё непочатая коробка «Спешл К» с фруктами ийогуртом. Я уже начал насыпать хлопья в миску для овсянки, но при моём зверскомаппетите миска эта показалась мне размером с напёрсток. Я отодвинул её с такойсилой, что миска ударилась о хлебницу и отскочила от неё. Потом достал изшкафчика над плитой салатную миску и высыпал в неё всю коробку. Я разбавилхлопья половиной кварты молока, насыпал семь или восемь полных, с верхом, ложексахарного песка и принялся за еду, прервавшись только раз, чтобы добавитьмолока. Всё съел и поплёлся в спальню, с остановкой у телевизора: заглушилпоющего городского ковбоя. Рухнув поперек кровати, я оказался лицом к лицусРебой, а ракушки под «Розовой громадой» продолжали шептаться.

«Что ты сделал? — спросила Реба. — Что ты сделал на этотраз, паршивый парниша?»

Я попытался ответить: «Ничего», — но заснул прежде, чемслово сорвалось с губ. А кроме того… я знал, что это ложь.

Меня разбудил звонок. Со второй попытки мне удалось нажатьправую кнопку на телефонном аппарате и произнести что-то, отдалённонапоминающее «алло».

— Мучачо, просыпайся и приходи к завтраку! — воскликнулУайрман. — Стейк и яйца! У нас праздник… — Он помолчал. — Во всяком случае, япраздную. Мисс Истлейк опять не в себе.

— И что мы празд… — Тут до меня дошло, я понял, что этомогло быть, и резко сел, скинув Ребу на пол. — Зрение вернулось?

— Увы, радость не такая большая, но всё равно радость.Праздник у всей Сарасоты. Кэнди Браун, амиго. На утреннем обходе охранникинашли его в камере мёртвым.

На мгновение правая рука зазудела, а перед глазами всё сталокрасным.

— И что они говорят? — услышал я свой голос. — Самоубийство?

— Не знаю, но в любом случае, будь то самоубийство илисмерть от естественных причин, он сэкономил штату Флорида много денег и уберёгродителей от судебных мерзостей. Приходи, обсудим. Что скажешь?

— Я только оденусь. И помоюсь. — Я посмотрел на левую руку,разноцветную от красок. — Я поздно лёг.

— Рисовал?

— Нет, трахал Памелу Андерсон.

— Твоя воображаемая жизнь достойна сожаления, Эдгар. Япрошлой ночью трахал Венеру Милосскую. И у неё были руки. Не задерживайся. Кактебе приготовить huevos?[106]

— Согласен на омлет. Буду через полчаса.

— Отлично. Должен отметить, я ждал более бурной реакции намой выпуск новостей.

— Я всё ещё пытаюсь проснуться. А в принципе я очень рад,что он мёртв.

— Возьми номерок и займи своё место в очереди. — С этимисловами он положил трубку.

Пульт дистанционного управления я сломал, поэтому пришлосьвключать телевизор вручную. Эти навыки остались в далёком прошлом, но явсё-таки справился. На «Шестом канале» вместо «Только Тина, ничего, кромеТины», показывали новое шоу: «Только Кэнди, ничего, кроме Кэнди». Я увеличилзвук до максимума и слушал, оттирая краску.