— Какой человек? — Тут мне стало совершеннопонятно, что я жестоко заблуждалась; очень может быть, что героин с Турком —дело рук липового нищего, потому что, ясное дело, никакой он не сотрудникправоохранительных органов, а самый настоящий жулик, а может, кто и похуже.

— Караул! — заголосила я.

Виктор схватил меня в охапку, зачем-то закрыл мне ладоньюрот, я с перепугу укусила его, он взвыл, а потом рявкнул:

— Какой, к черту, нищий?

В конце концов я смогла успокоиться и объяснить, что к чему.Мы кинулись искать нищего, прочесали все кладбище, потратив на это несколькочасов, но проклятый «язвенник» как сквозь землю провалился.

Поздно вечером я ворочалась в своей постели с боку на бок ипыталась понять, что здесь все-таки происходит. Я была уверена, что нищий изотдела по борьбе с организованной преступностью, но Колесников о нем знать незнает. Выходит, он из противоположного лагеря. А зачем бандиту рисовать наруках жуткие язвы и бродить грязному по кладбищу? Ясно, что не просто так,должна быть цель… Конечно, он сторожил сокровище, то есть наркотик, чтобы егокто-то ненароком не свистнул. Героин был в гробу Турка… Стоп, неувязочка: вгробу Турка был сам Турок. Может, был еще один гроб? Один зарыли, а другойспрятали в склепе? Незаметно доставить гроб на кладбище дело нелегкое, а вотвырыть гроб из могилы и перетащить его в склеп по соседству вполне возможно. Нотогда чепуха получается: если в гробу Турок, зачем его выкапывать и тем болеезачем нищему его сторожить? И тут в голову мне пришла потрясающая идея:покойников-то было двое. И первого тоже хоронили в закрытом гробу… Я вспомнилапро случай, о котором говорил Родионов: якобы кто-то звонил Морозу и утверждал,что Турок жив. Кому это надо, еще вопрос, но ясно, что конкуренту Мороза. Игроб свистнули, чтобы придать этим заявлениям достоверность. Если я права, тоинтерес Мороза к могиле дружка вполне понятен, так же, как и появление накладбище ребят с лопатами. А что, если все еще более запутанно, к примеру,кто-то весьма ловко водит Мороза за нос, а он не знает, где героин? Я вскочилаи бросилась вон из дома к троллейбусной остановке, где был телефон. Само собой,Родионов спал и мне совершенно не обрадовался.

— Чего тебе не спится? — спросил он обиженно.

— Я знаю, где наркотик, — заявила я. — Он вовтором гробу.

— Еще один гроб? — вздохнул Сашка.

— Конечно, ведь покойников было двое, Турок и тот, коговзорвали в машине. Спорю, что он тоже из команды Мороза. — Ну…

— Героин в его гробу, а всю эту кашу с Турком заварили,чтобы сбить нас с толку. В общем, так, нужна еще одна эксгумация. Чем скорее,тем лучше, иначе второй гроб тоже свистнут, и тогда героин уже никогда ненайдем. — Тут я сообразила, что героин — это вовсе не Сашкина забота, аКолесникова, чертыхнулась, повесила трубку и набрала номер Виктора. Отозватьсяон не пожелал. — Работнички, — рычала я еще с полчаса, танцуя утелефона и набирая номер безо всякого толку, после чего, ругая на чем светстоит родную милицию, отправилась спать.

Разбудил меня Кузя. Он жалобно скулил во дворе, а мне вголову полезла всякая чушь, а ну как пес запутался в веревке? На привязи онсидеть не привык, далеко ли до беды? Кое-как одевшись, я выскочила во двор исмогла убедиться в том, что пес жив-здоров, а скулит и рвется к калитке, должнобыть, от скуки. Увидев меня, Кузя утроил рвение, а я покачала головой.

— Вот уж действительно: с кем поведешься, от того инаберешься. Веди себя прилично, — сурово прикрикнула я и вернулась вкомнату. Пес не унимался и поэтому все в доме поднялись раньше обычного.

— А где Данила? — удивился батюшка, когда мывтроем сели пить чай. Я заглянула к Даниле: комната пуста, кровать выглядиттак, что вряд ли на ней отдыхали этой ночью. — Неужто опятьзагулял? — разволновался отец Сергей, вышел на крыльцо и принялся звать:

— Данила…

Услышав это имя, Кузя пришел в неистовство, лаял и бросался накалитку. Сенька подскочил к нему, отвязал веревку от ошейника. Кузя однимпрыжком преодолел препятствие в виде палисадника и бросился по аллее, точно заним гнались все кладбищенские привидения. Сенька припустился за ним, а мненичего не осталось делать, как бежать за Сенькой. «Кузя спятил, — с тоскойдумала я. — С чего бы приличной собаке так вести себя?» Я-то думала, чтопес решил покинуть кладбище, оттого и летит сломя голову, желая вырваться насвободу (Васькино дурное влияние), но Кузя неожиданно свернул к аллеебандитской славы и начал вести себя еще более странно. Замедлил бег, то и делооглядывался на нас и громко скулил. Через минуту стало ясно, отчего его такразбирало: возле склепа с ангелами лежал Данила. Пес подскочил к нему, ухватилза рукав ветровки и принялся трясти, а я, приказав Сеньке: «Стой, где стоишь!»— кинулась к Дьяконову, бормоча про себя: «Не дай бог, покойник».

Данила лежал, уткнувшись лицом в землю, волосы на егозатылке покрылись коркой, и я, сообразив, что это кровь, приготовилась орать«караул», но тут Данила громко сказал:

— Ох, блин. — А я перекрестилась:

— Слава тебе, господи, обошлось.

К нам уже спешили батюшка и невесть откуда взявшаясяПелагея. Вчетвером мы подняли Данилу и, точно бревно, поволокли к дому. Он тостонал, то давал ценные советы, как ловчее себя нести, и я абсолютно уверилась,что жить он будет.

Уложив Дьяконова на кровать в его комнате, мы с Пелагеей,отправив Сеньку вызывать врача, промыли рану на голове и смогли констатировать,что хотя крови он потерял предостаточно, но в худшем случае отделаетсясотрясением мозга. Данила продолжал стонать, а я настолько успокоилась, чторешила задать вопрос:

— Что случилось?

— А пес его знает… — вздохнул Дьяконов. — Под утрона крыльцо вышел, что-то не спалось мне. Пойду, думаю, покурю, подышу свежимвоздухом, как вдруг вижу, от калитки идет кто-то…

— От какой калитки? — нахмурилась я.

— От той, что на Красномилицейскую выходит.

— И ты ее с нашего крыльца увидел? — съязвила я, аДанила обиженно засопел:

— Ну, был грех. Вчера одному мужичку мебель помогразгрузить, дал он мне на бутылку. Я-то думал, Богородице свечей к праздникупоставлю, но человечье естество во мне верх взяло над духовными соображениями,и я повлекся…

— За бутылкой, — подсказала я.