Стемнело, а Дьяконов так и не вернулся. Само собой5 мнеопять не удалось уснуть в эту ночь. Я в отличие от батюшки не считала, чтоДанила умрет от угрызений совести. Скорее всего он, раздобыв денег, заливаетгрусть-тоску где-нибудь по соседству. Но, несмотря на это, я прислушивалась: непройдет ли кто мимо. Спустя какое-то время входная дверь скрипнула, кто-топрокрался по коридору, а вслед за этим ко мне постучали.

— Входи, — шепотом сказала я, и в комнату вошелДьяконов.

— Дарья, — позвал тихонько. — У нас гости.

— Какие гости? Ты пьян, что ли?

— Могилу раскапывают.

— Турка? — Я села в постели, а Данила отчаяннозатряс головой.

— Нет, соседскую.

— Ох ты, черт. — Я натянула джинсы, забыв оприсутствии мужчины в комнате, и ринулась к двери. — Ты милициювызвал? — опомнилась я.

— Нет. А вдруг это и есть милиция? Уж больно нахальные.

Вопрос поставил меня в тупик: а что, если Данила прав?Родионов что-то там говорил про эксгумацию… С какой стати проводить ее ночью?Может, не хотели граждан травмировать: одну могилу раскапывают, потом другую?

— Пойдем-ка посмотрим, — в замешательстве кивнулая. Только мы вышли в коридор, как обнаружили Сеньку: в трусах и футболке онстоял возле своей двери и первым делом спросил:

— Вы куда?

— Данила кого-то на кладбище видел. Хотим проверить.

— И я с вами.

— Зачем?

— Затем. Даниле уже раз по голове дали, чем большенароду, тем спокойнее. — Не обращая внимания на мои возражения, Сенькаоделся, а выйдя на улицу, отвязал Кузю. — С нами пойдет.

Конечно, Кузя мог залаять от избытка энтузиазма и выдатьнаше инкогнито. С другой стороны, если там милиция, так ничего страшного внарушении инкогнито я не вижу. А если там бандиты, то собака не помешает.

— Следи за ним, чтоб не тявкал, — предупредила яСеньку, и мы устремились друг за другом к аллее бандитской славы.

— Днем-то я малость выпил, — торопливо рассказывалДанила, — потому как обидно стало. Я ж как лучше хотел, а батя — грешник,грешник… Пошел к дружку на Вокзальный спуск, засиделись малость, возвращаюсь ячерез боковую калитку, а впереди меня народ двигает, и прямиком к той могилке,веночки в сторону и принялись копать. А уж как батя выговор мне сделал, нерискнул я ничего предпринимать, с умным человеком не посоветовавшись.

Мы свернули на тропинку, и я сделала знак молчать. Вскоре ясмогла убедиться, что «могилокопатели» Даниле не привиделись: свежий холм землислева, отброшенные в сторону венки и силуэт человека на фоне белого мрамора,человек тревожно поглядывал по сторонам, возле его ног лежал фонарь, лучкоторого был направлен в яму, в которой находились его сообщники. Никто непроизнес ни слова, и определить, что за публика орудует на кладбище, весьмазатруднительно.

— Есть, — вдруг послышался голос снизу, а язабеспокоилась: чего доброго, уведут героин из-под носа, а потом ищи виноватых.

— Сенька, — шепнула я. — Бегом звонить.

И тут ярко вспыхнули три мощных фонаря, парень возле могилызакрыл лицо руками, а суровый мужской голос произнес:

— Внимание, всем оставаться на местах… — ну и такдалее. В общем, родная милиция подоспела.

Увидев среди вновь прибывших Колесникова, я устремилась кмогиле, двое парней уже вылезли из ямы и теперь стояли по соседству со своимдружком. Подойдя вплотную, я заглянула им в лица: Синего среди них не было.Между тем гроб подняли на специальных веревках и открыли крышку. Лица у троихпарней вытянулись, Колесников выругался, а я едва не рухнула в обморок: гроббыл пуст, то есть совершенно, белая обивка и больше ничего. Простонав: «Огосподи», — я бросилась к дому, совершенно не желая объясняться сКолесниковым. Судя по лицам ночных гостей, то, что в гробу пусто, было для нихтакой же новостью, как и для меня. Выходит, что-то они там ожидали найти и, ужконечно, не труп погибшего от взрыва дружка. Значит, это «что-то» у них увели.

— Ничего нельзя доверить, — вздыхала ягорестно. — Видно, героин вчера свистнули, тот самый неизвестный, которыйтюкнул по голове Данилу. Ищи теперь ветра в поле. — Вернулся Сенька сДьяконовым и сообщил, что гроб вернули на место, могилу закопали, а парнейарестовали. — К утру выпустят, — съязвила я, потому что сильнозлилась на соответствующие органы.

«Уеду в Анапу», — подумала я, ложась спать, истрого-настрого запретила себе думать о гробах и героине.

Кажется, Анапа мне и приснилась, по крайней мере, мореплескалось у моих ног, я любовалась пейзажем, и тут… в окно постучали, явскочила с постели как ошпаренная, выглянула в окно и испуганно отшатнулась: стой стороны в предрассветных сумерках к стеклу прижималась жуткая физиономия,бледная, с острым подбородком… Я распахнула створку и позвала:

— Упырь!

— Я, — зашептал он, сунув голову в комнату.

— Ты чего здесь делаешь? — тоже перешла я нашепот.

Тут окно по соседству тоже открылось, и появился Сенька,одновременно в кустах что-то хрустнуло, впрочем, я и так знала, что тамЧугунок, и тихо, но зло позвала:

— Васька, вылазь.

Он вылез и сел на корточках, глядя на меня, как Кузя, когдатот выпрашивает сосиску.

— Ну и что вы здесь делаете? — грозно началая. — А еще врал, — повернулась я к племянничку, — что их накладбище нет. Не стыдно тебе?

— Нас и не было, — торопливо заговорилУпырь. — Васька малость по собаке соскучился, решил на кладбище заглянуть.В проулке автобус заметил, из него дядьки вышли, в масках, с оружием. Ну Васькасразу за мной, интересно ведь. А когда парней Мороза повязали…

— Почему Мороза? Откуда знаешь? — перебила я.

— Так мы их до автобуса проводили, разговоры слышали…Хотели домой идти, а Васька мне: давай Кузю возьмем, он на привязи сидит,жалко. Мы пошли, а на крыльце Данила курит, Васька говорит, подождем, пока он вдом уйдет, а то, говорит, ему от Дарьи достанется. Он сел ждать, а я всалтыковский склеп заглянул, курнуть страсть как хотелось, а у меня тамзаначка. Сунулся через дыру, а там…

— Еще один гроб? — насторожилась я.

— Нет… пойдем, лучше сама посмотришь.