Кирилл ответил с осторожностью, не поворачивая лица кНогтеву:

— Все еще проверяете, на чьей я стороне? Идеяизбранности — игра ума. Мы отрезаны от Большого Мира. Оттуда смотрят сбрезгливой жалостью как на чокнутых, исусиков, пыльным мешком прибитых...Мелюзга, мол, насекомые людишки. Айкью любого нашего работника намного вышесреднего уровня! Кто-то в шутку привел доводы о явном превосходстве людейМалого Мира, избранности нашего пути. Фетисова не искушена в интеллектуальныхиграх, вы ее учили другому, она приняла все за чистую монету, уверовала,подхватила факел... К тому же тут какие-то явно личные пружины. Она и вдесантницы пошла, по слухам, чтобы что-то преодолеть, кому-то доказать...

Ногтев сказал сумрачно:

— За высоколобых не тревожусь, дальше шуточек непойдут. Но когда с такими идеями начинает носиться Фетисова... Неважно, личноеили не личное. Недостаток образования уже приводил к кровавым баням. Я говорю онастоящем образовании, не о дипломатах электронщиков. Кибернетикой, химией,математикой еще никого не удавалось воспитать, а с литературой или историей унас традиционно слабовато.

— Детская болезнь. Переболели многие.

— Такая болезнь часто затягивается, — напомнилНогтев. — К тому же заразная!

Желтоватое пятно луны скрылось под натиском черной тени. Намир упала тяжелая давящая тьма. Звуки затихли, и Ногтев с Кириллом замерли,вслушиваясь в тишину.

Наконец, тьма неохотно расступилась, начали обрисовыватьсятени, а запахи стали сильнее. Сильный запах доносился сверху. Кирилл долговсматривался в висящее на высоте в три-четыре роста мохнатое скрюченное телоразмером с аэростат. Крыльев почти не видно, лапы и огромная голова прижата кбрюшку. Шмель! Вцепился в цветок, пережидая холодную ночь, оживет с первымилучами солнца, чтобы первому побывать на этом и ближайших цветах...

В просвете туч выглянула луна. Шмеля залило прозрачнымсветом — солнцем призраков и утопленников. Густая шерсть заискрилась,заблестела. Будь шмель поменьше, сошел бы за раскормленного медведя.

По стеблям впереди качнулась длинная изломанная тень.Ковылял ксеркс, чужой ксеркс. Шел тяжело, борясь с оцепенением, удерживая подтолстым хитиновым панцирем тепло.

Он часто останавливался, щупал сяжками воздух, стебли,землю. На один ствол хотел влезть, сорвался, полежал на спине, как жук, дрыгаялапами. Перевернулся с трудом, вскарабкался на другой стебель, деловитопотрогал застывшего на ночь крупного кузнечика. Сквозь оцепенение кузнечикощутил беду, но холод держал, приглушал ощущение опасности. Ксеркс полз уже поспине кузнечика, тот был впятеро крупнее, массивнее, жвалы втрое шире, а толькодети и неграмотные взрослые наивно доверяют песенке, где кузнечик «...ел однулишь травку, не трогал и козявку, и с мухами дружил». Кузнечик всегда готовсожрать козявку или муху... Ксеркс — боевая машина убийства, работающая, каксказал бы Дмитрий, даже в особо неблагоприятных условиях. Сейчас он вонзилкривые зазубренные кинжалы в горло кузнечика, тот слабо шевельнулся, лапыразжались, оба шумно брякнулись на землю.

Кузнечик пытался прыгнуть, но ксеркс потащил умело, держабрюхом кверху, мощные лапы с силой лягали ночной воздух.

Ногтев огляделся. На стеблях, куда ни глянь, виднелисьзастывшие кузнечики разных видов и размеров, жуки, личинки златоглазок, мошки,мушки...

— Сколько мяса, — проговорил Ногтев нервно. —Даже не стада бизонов, а косяки китов. Обнаглеем, забудем земледелие,скотоводство.

— Муравьи сеют, — напомнил Кирилл.

— Мы не муравьи, — отмахнулся Ногтев. Голос егобыл горьким. — Нам бы на готовенькое, нам бы пограбить всласть! Толькокогда опустошим сундуки, когда выбьем все живое, посидим на голодном пайке...

— Здесь голодного пайка никогда не будет.

— Не улыбаться, плакать надо!

— Народ здесь другой, Аверьян Аверьянович. Даже муравейСаша и тот интеллектуал.

— Только и надежда на интеллектуалов. А еще лучше — наинтеллигентов. Нельзя спешить, Кирилл Владимирович. Этот мир дает слишкоммного. Если сюда хлынет народ, то не удержим контроль. Народ разный! Сейчас всена подбор, даже муравей, как вы верно заметили, но начнут прибывать жены,техники, квалифицированные рабочие, завхозы, повара, подсобники...

Кирилла свело внезапной судорогой. Через мгновение спазмпрекратился — сигнал, что таблетками злоупотреблять опасно. Ногтев кивнулпонимающе, ему все как с гуся вода, и люди пошли обратно.

На листьях уже поблескивали крохотные искорки, зародышикапель росы. Каждая к утру превратиться в сверкающий шар высотой в ростчеловека. Если воды соберется слишком много, капля сплющится, дождется утра,когда-либо жучки выпьют, солнце высушит, либо ветерок сбросит на землю...

Летали бабочки, укутанные от холода в длинный мех, наземныезвери двигались замедленно, расчленяли друг друга с неторопливой убежденностью,часто останавливались отдохнуть, жуки спали, а единственный муравей, котороговстретили на пути, был покрыт длинными частыми волосами. Да и двигался так, чтоиздали походил на гусеницу.

Спускаясь по стене в расщелину, Ногтев спросил внезапно:

— Это место выбрали не случайно?

Кирилл ответил настороженно:

— Вы же видели, заранее не выбирали. Просто место наголой каменистой горке, удобнее, хорошо просматривается. К тому же удобнаящель.

Ногтев сказал задумчиво, глаза его смотрели оченьвнимательно:

— А мне показалось, что выбирали с дальним прицелом.Как будто собирались в будущем основать новую станцию. Отводок нашейразрастающейся колонии.

Кирилл попробовал отшутиться, скрывая тревогу:

— Вы не первый так думаете! Даже не второй.

— А кто первые два? — спросил Ногтев быстро.

— Муравьи Саша и Дима.

Утром Кирилл вывел Ногтева пораньше, чтобы тот успел увидетьеще один мир, которого не встретишь ни днем, ни ночью. Мир перенаселен,экологические ниши забиты плотно, есть звери дневные, есть ночные. Ноотыскались и те, кто наловчился использовать короткие часы, даже минутырассвета, когда ночной холод уже испаряется, а дневная жара не наступила, когданасекомые едва отходят от оцепенения, когда можно хватать и тащить, можнонапиться росы, пожевать травинку, уволочь в нору сочный стебелек.

Вдвоем наблюдали за невиданными муравьями, жучками,клещиками, сороконожками, твердотелками. Видели молниеносные схватки, стычки,видели, как часто удачливый охотник становится добычей другого ловца. Мелькалокак при ускоренной съемке, все торопились успеть, днем можно поспать и накопитьсилы для короткого периода бешеной активности вечером, в промежуток междужарким днем и холодной ночью.

— Изобилие, — выдохнул Ногтев угрюмо, —пугающее изобилие. Мы к нему не готовы.