Ногтев ел с аппетитом, мюллеровы хлебцы удались на славу.Рецептура отрабатывалась миллионы лет, подбросил Кирилл, Чехов обещал научитьзайца спички зажигать. Это труднее!

— Обязательно отмечу на карте, — пообещалНогтев. — Красным цветом!

Стены быстро начали светлеть, переходя из хмурыхтемно-зеленых в радостно изумрудные. Яркий луч солнца ударил в стену напротивКравченко, где тот завтракал, и хирург замер, держа хлебец в зубах: в зеленомквадрате задвигались ядра, темные мешки. Поплыли, волоча хвосты, пузыри иблестящие колбаски. Что-то выплывало, что-то выдвигалось, тыкалось в темнеющиемежклеточные перегородки...

— Жить можно, — подвел итог Ногтев. — И стол,и дом. Впечатляет. Но все-таки не настолько, чтобы ради дармовой еды и жилья,несмотря на еще встречающиеся отдельные недостатки с продовольствием и жильем,бросить достижения цивилизации и ринуться в мир жуков, как говорит наш Хомяков.Не так ли, Кирилл Владимирович?

— Подсчитаем очки позже, — предложил Кириллмиролюбиво. Странное чувство уверенности теперь не покидало. — Все-такитам все еще встречаются эти отдельные недостатки... И хотя наши достижения вэтой области огромны, но недостатки встречаются чаще. А здесь... К тому жецивилизацию не оставим, возьмем с собой.

Из дыры в полу высунулась огромная голова интеллектуальногомуравья. Повел сяжками, выкарабкался, цепляясь когтистыми лапами, с озабоченнымвидом подбежал к Ногтеву.

— Со мной все в порядке, — сказал Ногтев сдосадой. Он посмотрел по сторонам, гася улыбочки. Подхалим! Занимался бы чем-тоодним, а то прыгаешь от дела к делу. Сангвиник нашелся! Вон Немировский и Димаплечом к плечу... усик к усику крушат перекрытия. Кирилл Владимирович, этозаймет их надолго?

— Если пробивались всю ночь... то в нашем распоряжениинебоскреб этажей в пятнадцать. Чуть ниже почвы идет нулевой цикл, дальшекаверны в корнях, но сколько до них — боюсь ошибиться.

С потолка спрыгнула Саша, приземлилась Ногтеву на плечо. Несмутившись, грациозно спорхнула, лихо козырнула:

— Параметры позволяют разместить в этом зале...

Ногтев удивленно поднял брови:

— Фетисова, я вас не узнаю. На Журавлева работаете?

Саша покраснела, ее кулаки сжались:

— Аверьян Аверьянович, я работаю на программуэкспедиции! Докладываю, что жизненные условия вполне...

— Вольно, — прервал Ногтев. — Рапорт принят.А жизненные условия вполне, согласен. Журавлев незаметненько всех подводит кэтой идее. Тихой сапой, не рубит с плеча, как простак Немировский...

Он легко взбежал по стене, высунул голову в отверстие, чтопочти заросло за ночь.

Далеко внизу были серые холмики земли, бурелом, гигантскиеопавшие листья мегадеревьев. На одном таком холмике выделялся ядовитым цветомкрасный комбинезон.

— Забелин! — заорал Ногтев, хотя переговорник былвмонтирован в воротник комбинезона. — Доложите обстановку!

Далекая фигура шевельнулась. Ногтев услышал слабый голос,искаженный статическими помехами:

— Ночь прошла как один кошмар! Что-то скреблось,верещало, замерзало у самого порога. Просилось погреться? К утру стихло.Сдохло, видать. Но я поста не оставил, Аверьян Аверьянович! Не поддалсяунижающей человеческой жалости, Несвойственной человеку нашего общества. Добрыеда мягкосердечные не построят четвертый сон Веры Павловны, верно? А когда утромоткрыл люк, пробовали пролезть всякие бродяги, нищие, попрошайки... Отогнал,конечно, хотя жалость, этот пережиток в нашем передовом обществе, шевелилась.Худые такие...

— Всех гони, — велел Ногтев. — В нашемобществе не может быть жалости к бродягам, панкам и прочим бездельникам. Заразуразносят! Через полчаса тебя сменят.

— Хорошо бы! Только такого, кто потверже сердцем...Чтоб характер нордический и в жалости замечен не был.

Ногтев отжал кнопку, голос Забелина оборвался. Ногтевповернулся к Кириллу:

— Пора бы заменить! Вот Немировскому не надо ни сна, ниотдыха, только подай препятствие. Как на быка красная тряпка! Там не опасно?

Кирилл пожал плечами:

— Что может встретиться в пустом доме? Где дверизаперты? Мы открыли их первыми!

— А надолго он там?

Кирилл прикинул на глаз толщину стены, высоту потолка, заглянулвниз в дыру, откуда поднимались сладковатые испарения.

— Здесь двадцать-тридцать этажей... Башня будет в нашемраспоряжении через пару суток. Включая подземные этажи корней. И все запасыхлебцев Мюллера.

— Ну, хлебцы для Хомякова. Он у нас ведущий специалистпо недоеданию. Конечно, я побываю на всех этажах, отчет должен быть полным.

Все залы, как записал для памяти Ногтев, это воздушныерезервуары. Изолированный воздух предохраняется от перегрева и потери влаги, ана внешних кольцах междоузлий скапливается дождевая вода, откуда всасываетсястенками. Заткнув дыру, через которую влезли, можно держать воздух влажным, атемпературу легко подыскать по душе, перемещаясь по вертикали. Самые холодныезалы внизу, в стенках еще циркулирует грунтовая вода, зато в верхнем жарко какв бане. В каждой башне с комфортом разместится пять-шесть тысяч человек,включая помещение для работы, учебы, спортивные залы и профилактории.

Но лучше, добавил Ногтев, чтобы заселение Малого Мираначинались как можно позже. Здесь работа другая, учеба другая, многое другое. Аесли мы до сих пор по цвету кожи или разрезу глаз относим человека к высшим илинизшим, то даже там такие взгляды встречают не просто противодействие, аответную защитную реакцию: черный национализм, желтый, избранничество... Аздесь пока что ученые отделываются шуточками, только нельзя доводить до того,чтобы сказали всерьез!

А здесь пока что Хомяков неутомимо облазил башню внутри иснаружи, взял на учет запасы корма, а Кирилл, гордясь так, словно сам вырастилтакое чудо, вывел Хомякова по внешней стороне на самый верх. Там начиналасьобласть широких листьев.

На ближайшем черенке торчали круглые шары на тонких ножках.Размером с футбольные мячи, даже с такими же плотно сжатыми чешуйками, онитянулись широкой полосой, постепенно сужаясь в клин.

Кирилл сорвал, точнее, снял ближайший мяч. На стебелькеосталось углубление, мяч лежал на подставке. Голубые чешуйки снимались легко,открывая белоснежную рассыпчатую массу, похожую на мякоть особо удавшегосябанана.

— Попробуйте!

— Я не подопытный кролик, — заявил Хомяковнегодующе. Он осторожно взял шар, — и не морская свинка... Вообще-то...Гм, что-то совершенно новое на вкус. Ну и обжоры здесь живут! Ну,гастрономические развратники! Ну, насекомые!

Он съел почти все, благосклонно кивнул:

— Сахару переложили... Но в остальном очень неплохо. Ая возьму еще один на анализы?